Итак, перефразируя известное выражение В. И. Ленина, можно сказать, что ратификация Российской Федерацией Конвенции ООН против коррупции (далее – Конвенция), «о необходимости которой все время говорили большевики, свершилась»[1]. Конвенции от имени Российской Федерации, согласно положениям ее статьи 67 (часть 1), подписана 9 декабря 2003 г. в г. Мериде (Мексика)[2].

 

Федеральным законом от 8 марта 2006 г. № 40-ФЗ «О ратификации Конвенции Организации Объединенных Наций против коррупции»[3] Россия признает юрисдикцию ряда преступных деяний, указанных в Конвенции, когда они совершены на российской территории или на борту судна, которое несло флаг Российской Федерации в момент совершения преступления, или воздушного судна, зарегистрированного в соответствии с российским законодательством в этот момент, а также тогда, когда лицо, подозреваемое в совершении такого деяния, находится на ее территории, и она не выдает его лишь на том основании, что оно является одним из ее граждан.

 

На наш взгляд, прежде чем переходить к рассмотрению отдельных аспектов и имплементации Конвенции в российское законодательство, необходимо уяснить, что следует понимать под коррупцией исходя из содержания самой Конвенции. Несколько усложняет нашу задачу отсутствие (ст. 2 «Термины» раздела I «Общие положения») такого термина в ее тексте. Во многом данная ситуация обусловлена различными подходами ее авторов к пониманию коррупции на этапе подготовки Конвенции. Так, Перуанская делегация предложила понимать коррупцию как подкуп, продажность должностных лиц и использование ими своего влияния для этих целей, а также их воздействие на частных лиц в целях выполнения теми «неправомерных или незаконных деяний» (например, подкуп избирателей и. т. д. – примеч. автора). Представители Филиппин расценили коррупцию как продажность и подкуп публичных должностных лиц, а также соучастие в этом в любой форме, в том числе в целях сохранения или получения власти (политическая коррупция – примеч. автора). Иной подход продемонстрирован пакистанской стороной, которая понимала коррупцию более широко, включая в неё обогащение публичных должностных лиц или близких к ним узких групп за счет использования вверенных им государственных средств, своего служебного положения и имеющегося статуса в связи с занимаемой должностью, а также взяток и любых других коррупционных действий[4]. При этом действие Конвенции, по мнению государств-участников, должно распространяется на служащих национальных и иностранных государственных, негосударственных секторов, международных организаций. Разногласия, вызванные особенностями национальных традиций и языков, наблюдались в позициях других стран.

 

В конечном варианте, видимо из-за невозможности достижения необходимой степени согласия, государства-участники Конвенции от дачи синтетического определения термина «коррупция» отказались, несмотря на то, что он использован не только в названии Конвенции, но и широко представлен в её тексте. Определенные выводы о содержании, вложенном в семантику данного термина, можно сделать, опираясь на перечень правонарушений, включенных в главу III «Криминализация и правоохранительная деятельность» Конвенции и подлежащих признанию в качестве уголовно наказуемых[5].

 

В-первую очередь, это активный и пассивный подкуп (соответственно – дача и получение взятки) национальных и иностранных публичных должностных лиц, должностных лиц публичных международных организаций (ст. ст. 15 и 16). Во-вторых, хищение в любой форме, присвоение или иное нецелевое использование публичным должностным лицом имущества, публичных или частных средств, ценных бумаг, любого иного ценного предмета, находящихся в ведении этого лица в силу его служебного положения (ст. 17). В-третьих, злоупотребление влиянием в корыстных целях и подстрекательство к нему (ст. 18), а также злоупотребление служебными полномочиями и положением (ст. 19). В-четвертых, незаконное обогащение – умышленное незаконное обогащение, то есть значительное увеличение активов публичного должностного лица, превышающее его законные доходы, которое оно не может разумным способом обосновать (ст. 20). В-пятых, активный и пассивный подкуп, а также хищения руководителей в частном секторе (ст. ст. 21 и 22 соответственно). Одновременно государства-участники криминализировали отмывание доходов от преступлений (ст. 23), заранее необещанное сокрытие или непрерывное удержание имущества (укрывательство), полученное в результате любого из вышеперечисленных преступлений (ст. 24) и призвали принять меры к установлению ответственности юридических лиц за участие в преступлениях, признанных таковыми в соответствии с Конвенцией (ст. 26).

 

Обобщение основных признаков деяний, предлагаемых к криминализации как коррупционные, позволяет сделать вывод о том, что коррупция по смыслу Конвенции – неправомерное умышленное использование публичными должностными лицами своих должностных положения, полномочий и влияния в целях хищения, неправомерных присвоения либо получения преимуществ, выгод, имущества, средств, ценных бумаг или иных других предметов для себя либо иных физических или юридических лиц, а равно активный и пассивный подкуп публичных должностных лиц национальных, иностранных государств и публичных международных организаций. В тоже время, по нашему мнению, отсутствие в Конвенции определения «коррупции» не является препятствием для отечественного законодателя и такой термина вполне может быть включен в отдельный Федеральный закон о борьбе с коррупцией (вопрос о целесообразности его принятия оставлен автором за рамками данной работы).

 

Деяния, предлагаемые в Конвенции государствам-участникам для криминализации, условно можно разделить на две большие группы: обязательные для исполнения (императивные) и факультативные. Россией признаны следующие обязательные для реализации в отечественной правовой системе статьи Конвенции: 15 – «Подкуп национальных публичных должностных лиц»; 16 – «Подкуп иностранных публичных должностных лиц и должностных лиц публичных международных организаций» (часть 1: об активном подкупе таких лиц); 17 – «Хищение, неправомерное присвоение или иное нецелевое использование имущества публичным должностным лицом»; 23 – «Отмывание доходов от преступлений» (часть 1); 25 – «Воспрепятствование осуществлению правосудия»; 27 – «Участие и покушение». К числу факультативных составов относятся деяния, предусмотренные статьями: 18 – «Злоупотребление влиянием в корыстных целях»; 19 – «Злоупотребление служебным положением»; 21 – «Подкуп в частном секторе»; 22 – «Хищение имущества в частном секторе».

 

В первую очередь, нуждается в корректировке существующее в российском уголовном законе понятие «должностное лицо». Данное в примечании 1 к ст. 285 УК РФ определение не соответствует термину «публичное должностное лицо» (п. «а» ч. 1 ст. 2 Конвенции), значительно сужая круг субъектов, которые могут нести ответственность за коррупционные преступления. Говоря о необходимости изменения содержания понятия «должностное лицо», полагаем важным отметить, что данный в английском тексте Конвенции термин «public official» может быть переведен как общественный, государственный, муниципальный служащий, чиновник[6]. Используемое в переведенных на русский язык международных конвенциях ООН и Совета Европы прилагательное «публичное» в термине «публичное должностное лицо» скорее соответствует значению «общедоступное», как, к примеру, «публичная лекция, публичная библиотека» и т. п., а посему не совсем точно раскрывает значение термина «public official». Исходя из чего, автор полагает целесообразным оставить традиционное для российского уголовного права понятие «должностное лицо».

 

Понятие «публичное должностное лицо», содержащееся в п. «а» ч. 1 ст. 2 Конвенции, шире круга лиц, перечисленных в примечании 1 к ст. 285 УК РФ. Согласно подпункту «i», помимо избираемых, под это определение подпадают любые лица, назначаемые на должность в законодательном, исполнительном, административном или судебном органе государства-участника на постоянной или временной основе, за плату или без оплаты труда, независимо от уровня должности. По мнению автора, к ним могут быть отнесены государственные гражданские служащие, которые по выполняемым функциям или своему служебному статусу формально не относятся к должностным лицам (к примеру, помощники депутатов Государственной Думы и членов Совета Федерации Федерального Собрания Российской Федерации, советники аппарата Правительства РФ и др.). Однако они, по своему служебному положению, могут оказывать и оказывают существенное влияние на реализацию должностными лицами возложенных на них функций и принимаемые ими решения. В настоящее время, согласно примечанию 4 к ст. 285 УК РФ следует, что они могут привлекаться к уголовной ответственности лишь по ст. ст. 288 («Присвоение полномочий должностного лица») и 292 («Служебный подлог») УК РФ.

 

Подпункт «ii» распространяется на лиц, выполняющих публичные, то есть общественно-значимые функции для публичных (общедоступных) ведомств или предприятий, либо предоставляющее какую-либо публичную (общедоступную) услугу. К этой группе, по нашему мнению, относятся руководители и иные сотрудники, на которых возложены организационно-распорядительные или административно-хозяйственные функции в государственных и муниципальных предприятиях, организациях, в том числе в Центральном банке России и его территориальных подразделениях, а также представители интересов РФ и ее субъектов в органах управления коммерческих организаций, владельцы частных предприятий. Рассматриваемые лица своими преступными действиями, совершенными с использованием служебных полномочий, могут причинить крупномасштабный вред законным интересам государства, общества и гражданина. Так, служебные преступления управленцев Центробанка России и его подразделений на местах, а также РАО «ЕЭС», «Газпром» и «РЖД», им подобных и менее крупных, но являющихся градообразующими, а также представителей государства в коммерческих организациях не только могут принести колоссальный имущественный вред, но и подорвать экономическую, военную безопасность государства или его отдельных регионов, а в конечном итоге – национальную безопасность РФ.

 

Можно согласиться с позицией А. Шнитенкова о целесообразности введения единого термина «должностное лицо» для коммерческих и иных организаций, государственных органов, органов местного самоуправления, государственных и муниципальных учреждений, Вооруженных сил, других войск и воинских формирований РФ, а также представителей государства, его субъектов и местного самоуправления в органах управления коммерческих организаций[7]. Точку зрения о необходимости общего понятия «должностное лицо» для всей правовой системы разделяет немалая часть юридического сообщества. Основные аргументы в ее пользу сводятся к следующему: а) право – целостная система, предполагающая единство в трактовке различными отраслями основных узловых понятий и институтов; б) понятие «должностное лицо» используется в основополагающем правом акте, источнике для всех остальных – Конституции Российской Федерации; в) наличие единого понятия позволит избежать ошибок и различий в практическом применении, отделить данную категорию лиц от других государственных служащих[8].

 

В целях устранения упомянутых пробелов и приведения уголовного закона в соответствие с понятийным аппаратом Конвенции, полагаем возможным предложить следующую редакцию примечания 1 к ст. 285 УК РФ:

«Должностными лицами в настоящем Кодексе признаются лица, постоянно, временно или по специальному полномочию осуществляющие функции представителя власти, а равно выполняющие организационно-распорядительные или административно-хозяйственные функции в федеральных органах государственной власти и органах исполнительной власти субъектов Российской Федерации, органах местного самоуправления, государственных и муниципальных организациях, а также в Вооруженных силах Российской Федерации, других войсках и воинских формированиях Российской Федерации либо государственные служащие, представляющие интересы государства в коммерческих организациях (в том числе международных).

 

Совершившие преступления, предусмотренные настоящим Кодексом, в связи с постоянным, временным либо по специальному полномочию выполнением организационно-распорядительных или административно-хозяйственных функций руководители и другие работники иных коммерческих и некоммерческих организаций, а также лица, осуществляющие предпринимательскую деятельность без образования юридического лица, несут уголовную ответственность как должностные лица, если законом не установлено иное».

 

В случае принятия такой редакции понятия «должностное лицо», надобность в ст. ст. 201 и 204 УК РФ отпадет, ввиду чего они подлежат исключению, что также, по нашему мнению, будет способствовать соблюдению принципов равенства граждан перед законом (ст. 4 УК РФ) и справедливости (ст. 6 УК РФ), согласно которым за сходные по характеру и степени общественной опасности преступления виновные должны нести равную ответственность, независимо от должностного положения и других обстоятельств.

 

Ввиду обязательного исполнения положений ч. 1 ст. 16 Конвенции примечание к ст. 285 УК РФ следует дополнить новым пунктом, раскрывающим содержание терминов «иностранное публичное должностное лицо» и «должностное лицо публичной международной организации» и адаптирующим их к российскому уголовному закону. К примеру, данный пункт примечания может быть сформулирован следующим образом: «Под должностными лицами иностранного государства в настоящем Кодексе понимаются лица, осуществляющие полномочия представителя власти, а равно выполняющие организационно-распорядительные или административно-хозяйственные функции в органах законодательной, исполнительной и судебной власти иностранного государства либо органах местного самоуправления, а также иные лица, определяемые в качестве должностных внутренним законодательством иностранного государства.

 

Должностными лицами международной организации являются руководители и иные сотрудники международных коммерческих и некоммерческих организаций, выполняющие организационно-распорядительные или административно-хозяйственные функции».

 

Статьи 15 и 16 Конвенции, предлагающие криминализировать подкуп национальных публичных должностных лиц и иностранных публичных должностных лиц, должностных лиц публичных международных организаций, также обязательны для исполнения государствами-участниками, вследствие чего нуждаются в изменении и дополнении нормы УК РФ, устанавливающими ответственность за получение и дачу взятки. Одновременно целесообразно устранить излишнюю, на наш взгляд, казуистичность формулировок диспозиции ст. 290 УК РФ, сужающих взятку до получения исключительно денег, ценных бумаг, иного имущества и выгод имущественного характера. Согласно разъяснениям Пленума Верховного Суда Российской Федерации, данным в Постановлении № 6 от 10 марта 2000 г., под взяткой также следует понимать выгоды или услуги имущественного характера, оказываемые безвозмездно, но под­лежащие оплате (предоставление туристических путевок, ремонт квартиры, строительство дачи и т. п.). Под выгодами имущественного характера сле­дует понимать, в частности, занижение стоимости передаваемого имущест­ва, приватизируемых объектов, уменьшение арендных платежей, процент­ных ставок за пользование банковскими ссудами. Указанные выгоды и ус­луги имущественного характера должны получить денеж­ную оценку (п. 9).

 

Между тем, зачастую должностные лица за действие или бездействие в пользу тех или иных физических или юридических лиц получают услуги, выгоды или преференции неимущественного характера, т. е. не имеющих формальной стоимости в денежном или другом эквивалентном выражении либо на законном основании напрямую не подлежащих оплате. Однако указанные услуги, выгоды или преференции обладают не меньшей социальной ценностью, чем имущественные. В значительной степени такие услуги и выгоды оказываются по принципу «ты–мне, я–тебе». Например, к таковым можно отнести оказание услуг, связанных с приемом на учебу в престижные высшие учебные заведения на бюджетной основе или трудоустройством родных и близких должностного лица на престижные либо хорошо оплачиваемые должности (с выполнением работы) без учета их знаний и квалификации в коммерческих и государственных организациях, включая правоохранительную или военную службу. Кроме того, не ясно, можно ли рассматривать как предмет взятки услуги или выгоды, носящие нелегальный, незаконный характер, например, такие, как оказание услуг сексуального характера, предоставление наркотических средств и т. п. Единого мнения по этому вопросу до сих пор нет[9].

 

Сведение предмета взятки к деньгам, ценным бумагам, иному имуществу или выгодам имущественного характера, т. е. подлежащих оплате, вызвало к жизни появление множества «талантливых, удачливых бизнесменов или бизневумен» среди родственников и близких лиц, занимающих высокие государственные посты на федеральном и региональных уровнях, и других случаев получения якобы «неимущественных» льгот, преимуществ и выгод.

На наш взгляд, закрыть эту весьма широкую лазейку для получения должностными лицами и их близкими различных льгот и преимуществ, не имеющих на первый взгляд непосредственной стоимости, может внесение дополнений в текст ч. 1 ст. 290 УК РФ. Редакция этой части, по нашему мнению, может быть следующей: «Получение должностным лицом лично или через посредника для себя или иного физического либо юридического лица взятки в виде денег, ценных бумаг, иного имущества или выгод имущественного характера, а равно неправомерных неимущественных выгод и преимуществ за действия (бездействие) в пользу взяткодателя или представляемых им лиц, если такие действия (бездействие) входят в служебные полномочия должностного лица либо оно в силу должностного положения может способствовать таким действиям (бездействию), а равно за общее покровительство или попустительство по службе – (…)». Одновременно приводимая конструкция соответствует требованиям Конвенции.

 

Заслуживают самого пристального внимания очень интересные предложения о совершенствовании законодательства, направленного на борьбу со взяточничеством, сформулированные Г.К. Мишиным в ряде его работ[10]. Несомненно, что дифференциация взяточничества (дачи и получения взятки) за совершение, входящих в служебные полномочия должностного лица законных действий, и за незаконные действия (бездействие), позволит не только разделить два деяния, отличающихся степенью общественной опасности, но и «решить вопросы об использовании квалифицирующих признаков, соответствующих различной природе этих двух видов взяточничества»[11].

В целях реализации в российском уголовном законе положений ст. ст. 15 и 16 Конвенции полагаю возможным ст. 291 УК РФ изложить в следующей редакции: «1. Обещание, предложение или дача взятки должностному лицу лично или через посредника для самого должностного лица либо третьего физического или юридического лица – (…).

 

2. Обещание, предложение или дача взятки должностному лицу лично или через посредника для самого должностного лица либо третьего физического или юридического лица за совершение им заведомо незаконных действий (бездействие) – (…).

 

3. .Обещание, предложение или дача взятки должностному лицу иностранного государства или международной организации лично или через посредника для самого должностного лица иностранного государства или международной организации либо третьего физического или юридического лица – (…)».

 

Положения ст. 18 Конвенции о злоупотреблении влиянием в корыстных целях частично реализованы в предложенной нами редакции ч. 1 ст. 290 РФ. Другим направлением работы в этой части могло быть стать изменение статей 285 УК Российской Федерации путем возврата к существовавшей в УК РСФСР формуле – «Злоупотребление властью или служебным положением» (ст. 170), которая устанавливала уголовную ответственность за противоправное использование должностным лицом служебных полномочий и авторитета своей должности и имеющихся служебных связей.

 

Иное направление совершенствования, а, следовательно, повышения превентивного потенциала уголовного закона в связи с необходимостью имплементации Конвенции заключается в уточнении формулировок составов некоторых коррупционных преступлений в целях ухода от казуистического определения уголовно наказуемых действий должностных лиц. Автор согласен с мнением Л.Д. Гаухмана о минимизации уголовной ответственности должностных лиц, в том числе путем казуистического определения составов ряда должностных преступлений[12]. Введение дополнительных условий наступления уголовной ответственности не только осложняет борьбу с коррупционными преступлениями, но и дезавуирует декларации представителей государственной власти о необходимости бескомпромиссной борьбы с коррупцией.

Проблема излишней казуистичности формулировки состава касается такого деяния как незаконное участие в предпринимательской деятельности (ст. 289 УК РФ). Данная норма предусматривает наступление ответственности за «учреждение должностным лицом организации, осуществляющей предпринимательскую деятельность, либо участие в управлении такой организацией лично или через доверенное лицо вопреки запрету, установленному законом, если эти деяния связаны с предоставлением такой организации льгот и преимуществ или покровительством в иной форме».

 

Наступление уголовной ответственности в данном случае обусловлено двумя случаями. Первый – это предоставление должностным лицом льгот и преимуществ учрежденной или управляемой им организации, осуществляющей предпринимательскую деятельностью. Второй – покровительство ей в иной форме. Указанные обстоятельства в явном виде крайне редко встречаются, и еще реже могут быть доказанными в уголовно-процессуальном порядке, в связи с чем, с момента действия УК РФ на 1 января 2006 г., к уголовной ответственности был привлечен всего лишь 21 человек.

 

Между тем, законодательством о государственной и муниципальной службе и о статусе лиц, замещающих государственные должности Российской Федерации и ее субъектов, таким лицам, а также государственным и муниципальным служащим всех категорий запрещается без каких-либо дополнительных условий заниматься другой оплачиваемой деятельностью (кроме педагогической, научной или иной творческой деятельности), предпринимательской деятельностью лично или через доверенных лиц, входить в орган управления коммерческой организации (если иное не предусмотрено федеральным законом или если в порядке, установленном федеральным законом и законам субъектов Российской Федерации, ему не поручено участвовать в управлении этой организацией), а равно не передавать в доверительное управление под гарантию государства на время прохождения государственной службы находящихся в собственности госслужащего доли (пакетов акций) в уставном капитале коммерческих организаций. На наш взгляд, данная норма УК РФ может быть изложена следующим образом. «Учреждение должностным лицом организации, осуществляющей предпринимательскую деятельность, либо участие в управлении такой организацией лично или через доверенное лицо, в том числе с использованием доли (пакетов акций) в уставном капитале коммерческих организаций вопреки запрету, установленному законом, наказываются – (…)».

 

Кроме того, полагаем возможным криминализировать одно из ныне уголовно ненаказуемых, однако, весьма широко распространенных деяний, как использование должностным лицом из корыстной или иной личной заинтересованности конфиденциальной (инсайдерской) информации, ставшей ему известной в связи с исполнением должностных полномочий. Имея неконтролируемый доступ к источникам охраняемой информации как от других должностных лиц, государственных органов, органов местного самоуправления, организаций, в том числе коммерческих, и юридических лиц, должностные лица могут использовать полученные сведения вопреки интересам службы, законным интересам граждан, организаций, общества или государства. При этом не обязательно иметь доступ к информации, зафиксированной тем или иным образом на материальных носителях, или получившей надлежащее (официальное) оформление. Иногда достаточно получить устную конфиденциальную информацию, например, о планах различных субъектов, участвующих в экономической жизни страны, по тем или иным вопросам, имеющим конкретное материальное наполнение. На сегодняшний день установлена только административная ответственность за разглашение информации с отграниченным доступом (ст. 13.14 КоАП РФ), т. е. за разглашение информации, доступ к которой ограничен федеральным законом лицом, получившим доступ к такой информации в связи с исполнением служебных или профессиональных обязанностей. Иное использование информации вопреки законным интересам ее владельца, иных граждан, государства и общества не влечет ответственности (за исключением случаев, специально предусмотренных УК РФ).

 

Полагаем, что УК РФ может быть дополнен статьей 286¹ следующего содержания: «Незаконное использование должностным лицом ставших ему известными в связи с исполнением должностных полномочий сведений, содержащих охраняемую законом информацию, составляющую служебную, коммерческую или иную охраняемую законом негосударственную тайну из корыстной или иной личной заинтересованности, если это повлекло существенное нарушение прав и законных интересов граждан или организаций либо охраняемых законом интересов общества или государства, наказывается – (…)». Квалифицированный состав должен составлять то же деяние, если оно совершенно: а) лицом, занимающим государственную должность Российской Федерации или государственную должность субъекта РФ, а равно главой органа местного самоуправления; б) группой лиц по предварительному сговору или организованной группой; в) с причинением крупного ущерба.

 

Следующим шагом в совершенствовании российского уголовного закона могло быть восстановление в перечне наказаний конфискации имущества, доказавшей свою эффективность и справедливость. Исключение Федеральным законом от 8 декабря 2003 г. № 162-ФЗ этого традиционного для российского и советского уголовного права вида наказания представляется крайне поспешным и вредным для борьбы с коррупцией и преступностью в целом. В этой связи хотелось бы привести мнение В. В. Лунеева о явно заказном характере такого решения, позволяющего оставлять у лиц, даже осужденных за коррупционные, экономические, имущественные и иные преступления, незаконно нажитое имущество, деньги и иные ценности[13]. Возврат этого вида наказания не только мог бы дать инструментарий для подрыва экономической базы коррупции и организованной преступности, но и самым серьезным образом предупреждать многие, в первую очередь коррупционные, преступления.

 

К сожалению, законодатель не распространил юрисдикцию Российской Федерации на ст. 26 Конвенции, обязывающей принять меры к установлению ответственности юридических лиц за преступления, признанные таковыми Конвенцией. Причиной этому послужила спорность вопроса о допустимости привлечения к уголовной ответственности юридических лиц. Российское уголовное законодательство не предусматривает такой возможности, поскольку юридическое лицо не может быть субъектом преступления. Этот аргумент, наряду с доводами о противоречии принципам российского уголовного права, об отсутствии у юридического лица признаков, присущих только физическим лицам (наличие вины, признаков специального субъекта и т. д.), а также иными доводами о нецелесообразности пересмотра некоторых институтов отечественного уголовного права приводятся в защиту традиционного подхода о том, что субъектом преступления может быть только физическое лицо[14]. Видимо эти взгляды и предопределили позицию Российской Федерации при ратификации Конвенции ООН против коррупции.

 

Между тем российскому и советскому праву хорошо известен институт привлечения юридического лица к ответственности за правонарушения. Можно вспомнить ст. 530, 661 и 985 Уложения о наказаниях уголовных и исправительных 1845 г., устанавливавших коллективную уголовную ответственность (группового субъекта) – обществ, соляного управления. Имелись аналогичные примеры в уголовном праве советского периода (1920-1930 гг.)[15]. Достаточно развит институт ответственности юридических лиц в современном российском праве. Так, согласно положениям ст. 56 Гражданского кодекса РФ, юридическое лицо несет ответственность по своим обязательствам, а также за вред, причиненный его работником при исполнении трудовых (служебных, должностных) обязанностей (ст. 1068), а также за деятельность, создающей повышенную опасность для окружающих (ст. 1079). К ответственности за причиненный вред наряду со своими должностными лицами привлекаются государственные органы и органы местного самоуправления.

 

Юридические лица могут привлекаться к административной ответственности за совершение правонарушений в случаях, предусмотренных Особенной частью Кодекса РФ или законами субъектов РФ об административных правонарушениях (ст. 2.10). Согласно ч. 1 ст. 1.4. КоАП юридические лица подлежат административной ответственности независимо от места нахождения (в том числе иностранные – ст. 2.6 Кодекса), организационно-правовых форм, подчиненности, а также других обстоятельств. Частью 2 ст. 2.1. того же Кодекса установлено, что юридическое лицо признается виновным в совершении административного правонарушения в случае, если у него имелась возможность для соблюдения правил и норм, за нарушение которых предусмотрена административная ответственность, но им не были приняты все зависящие от него меры по их соблюдению. Назначение административного наказания юридическому лицу не освобождает от административной ответственности за данное правонарушение виновное физическое лицо. Аналогичным образом привлечение к административной или уголовной ответственности физического лица не освобождает от административной ответственности за данное правонарушение юридическое лицо (ч. 3 ст. 2.1. КоАП РФ).

 

Данный аргумент и не отрицаемая связь административного права с уголовным наряду с тем, что именно юридические лица своей деятельностью наносят огромный вред охраняемым законным интересам граждан и общества, не соизмеримый с размером ущерба, который может причинить физическое лицо[16], позволяют принять точку зрения о необходимости введения института уголовной ответственности юридических лиц. Тем более что при очень высокой степени общественного вреда, а в ряде случаев и общественной опасности противоправной деятельности юридических лиц, они не несут адекватной по тяжести ответственности за содеянное[17].

 

Ряд авторов полагает, что действующий УК РФ, установив в ст. 210 ответственность за создание преступного сообщества (преступной организации) и участие в них, фактически признал субъектом преступ­ления названные организованные преступные формирования, несмотря на то, что они не являются субъектом ответственности. Они же считают, что таким образом законодатель дает все основания считать коллективное объединение субъектом уголовной ответственности, и видят в этом первый шаг к признанию «в качестве такового субъекта юридическое лицо» [18].

 

Кроме того, на наш взгляд, в основе уголовного права как юридического текста лежат различные виды социального поведения, оно являет собою сложный социально-правовой феномен. И при рассмотрении того или иного проблемного вопроса уголовного права целесообразно исходить из того, каково социальное содержание того или иного поведения (первичное) и насколько правильно оно нашло отражение в уголовном законе (вторично). Автор полностью разделяет позицию А.И. Долговой и И. Гонтаря, заключающуюся в том, что уголовный закон должен быть криминологически обоснованным, и законодатель должен учитывать изменившиеся характеристики преступности и в соответствии с ними корректировать уголовный закон. В том числе учитывать все более частое и социально-опасное проявление криминального поведения через деятельность юридических лиц[19].

 

Существует несколько точек зрения на различные аспекты формы реализации уголовной ответственности юридических лиц. Так, Б.В. Волженкин пишет, что юри­дические лица могут нести уголовную ответственность за деятельность физических лиц (руководителей) при условии совершения действия (бездействия) с ведома юридического лица (его органа управления) или санкционирования им, в пользу (в интересах) юридического лица (при умышленной преступной деятельности), субъектом, уполномоченным юридическим лицом[20]. В то же время С.Г. Келина подчеркивает, что достаточно того, что виновное деяние совершено в интересах юридического лица и причинило вред или создало угрозу его причинения[21]. Промежуточную позицию занимает Ю.П. Кравец, полагающий, что основанием уголовной ответственности юридических лиц может являться совершение в случаях, специально предусмотренных УК РФ преступлений в их пользу, их органами или представителями[22]. На наш взгляд, позиция Б.В. Волженкина более обоснована. Она согласуется с положениями упоминавшихся международных конвенций и позволяет исключить случаи «неосторожной» вины юридического лица либо объективного вменения.

 

Ответственность юридических лиц может быть: основной (самостоятельной): в случае причинения вреда охраняемым законом объектам по решению коллегиального органа управления, т. е. обезличенно; дополнительной (фа