В ряду некоторых важных, но не совсем исчерпанных вопросов российского уголовно-процессуального права всё ещё остается вопрос о самом определении понятия «потерпевший».  В современной юридической литературе различные определения этого понятия имеют своим основанием главным образом уголовно-правовые критерии, что не позволяет в полной мере раскрыть характер этого субъекта уголовного судопроизводства, его особое процессуальное положение и роль в свершении правосудия.

 

            В древнерусском праве, как известно, между уголовным и гражданским процессом не было существенного различия, и потому потерпевший и обвиняемый именовались просто сторонами судоговорения. В «Русской Правде» понятие «потерпевший» проистекало из понятия  «обида», которая обозначала преступление или правонарушение, т. е. как выходящее за всякую надлежащую меру губительное, вредное, причиняющее ссоры нарушение идеи нравственности и права, писаного закона и нормальной жизни других людей. Всякая «обида», правонарушение или преступление влекли за собой необходимость выявления виновных обидчиков, призвания их к ответу и душеспасительному наказанию.[2] По русскому праву под понятием «потерпевший» подразумевался тот, кто потерпел «обиду», т. е. «обиженный». При этом составным элементом наказания преступника было наставление виновного на то, чтобы он сгладил свою вину посредством добровольного или принудительного восстановления нарушенного им права «обиженного» и благовременного возмещения ему причинённого ущерба. По словарю В. Даля, потерпевшим должно быть признано любое лицо, которое подверглось какой-либо неприятности или пострадало от чего-нибудь.[3] По мнению некоторых отечественных криминалистов, потерпевший является жертвой преступления, так как страдает или погибает от неправомерных действий других лиц.[

4]

Следует заметить, что вопреки неправомерному предрассудку заметного числа российских правоохранителей потерпевшим, хотя бы потенциально, должен быть признан не только тот человек, которому преступлением уже причинили моральный, физический или имущественный вред, но и тот, кому приготовлением или покушением на совершение преступления безуспешно попытались нанести вред, но не смогли фактически этого сделать по не зависящим от воли преступников обстоятельствам.  Такими случаями, например, могут быть приготовление яда для его отравления, неудачный выстрел в него из огнестрельного оружия как в намеченную потенциальную жертву.  В этом смысле всех потерпевших условно можно было бы подразделить на два вида:  фактически, или актуально потерпевших, которым преступлением был причинён  очевидный моральный, физический и имущественный вред, и потенциальных потерпевших, которые избежали такого вреда по разным не зависящим от преступного замысла виновных причинам.

 

Как известно, в России термин "потерпевший" законодательно впервые появился в Уставе уголовного судопроизводства 1864 года и обозначал "потерпевших от преступления лиц", "потерпевших вред и убытки", одним словом "обиженных" преступниками людей. По российскому Уставу уголовного судопроизводства 1864 года под понятием «потерпевший» подразумевалось фактически пострадавшее от преступления  лицо, которое уже в качестве стороны вступило в процесс уголовного судопроизводства.[5] Следует заметить, что для участия в уголовном процессе никакого официального признания пострадавшего от преступления лица в качестве потерпевшего дореволюционное российское законодательство не требовало, поскольку такое признание фактически потерпевшего от преступления лица само собой подразумевалось. И это, как нам представляется, было вполне обоснованно и правомерно не только в теоретическом, но и в практическом смысле.

            По мнению некоторых специалистов, жертвами преступлений в Российской Федерации ежегодно становятся более двух миллионов граждан, однако официальная статистика не отражает реального уровня преступности: если учесть близких родственников пострадавших и их иждивенцев, то количество жертв преступлений составит более десяти миллионов человек.[7] По мнению известного адвоката И.Л. Трунова, в погоне за соблюдением и гарантированностью прав и свобод лиц, подозреваемых или обвиняемых в совершении преступления, основная масса которых находится в бедственном положении, законодатель и правоприменитель совершенно забыли о лицах, потерпевших в результате противоправных деяний.[

8]

             Разумеется, что российское законодательство на всех уровнях своего действия гарантирует судебную защиту прав и законных интересов всех людей, и не только граждан Российской Федерации, в соответствии с ч. 1 ст. 45 и ч. 3 ст. 62 Конституции РФ. Часть 1 ст. 46 Конституции РФ гарантирует каждому человеку, независимо от его политико-правового статуса, судебную защиту его прав и свобод, а также даёт ему право обжаловать решения и действия (бездействие) органов государственной власти, в том числе и представителей правоохранительных органов государства. Между тем, как нам представляется, ст. 123 УПК РФ неправомерно ограничивает действие указанного конституционного положения определённым кругом участников уголовного судопроизводства, а также пределом, в котором производимые процессуальные действия и принимаемые процессуальные решения затрагивают их интересы. Фактически получается так, что реально пострадавшее от преступления лицо, которое необоснованно не признанно потерпевшим, не имеет реальной возможности обжаловать незаконные действия (бездействие) или решения органов дознания, предварительного следствия, прокуратуры  и суда. Иными словами, он не может пользоваться теми средствами защиты своих прав и законных интересов, которые предусмотрены законом и какими пользуются потерпевший или другие участники уголовного процесса.[9] Следовательно, все неправомерные ограничения, установленные в ст. 123 УПК РФ, должны быть исключены из текста нынешнего УПК РФ с тем, чтобы указанные выше положения Конституции РФ беспрепятственно действовали.

 

             В УПК РФ понятие «потерпевший» носит двусмысленный характер: в одном случае оно обозначает лицо (человека или организацию), которое фактически пострадало от совершённого преступления и которому по этой причине нанесён физический, имущественный или моральный ущерб; в другом случае оно означает человека или юридическое лицо, в отношении которого дознаватель, следователь, прокурор или суд вынес соответствующее постановлении (определение) о признании его в качестве потерпевшего. В отличие от уголовно-процессуального законодательства Российской империи, о котором мы уже говорили выше и которое не содержало в себе отдельного института признания пострадавшего от преступления лица в качестве потерпевшего,  ныне действующее российское законодательство не предоставляет фактически пострадавшему от преступления лицу процессуального положения стороны дела до тех пор, пока оно не будет формально признано дознавателем, следователем, прокурором или судом в качестве потерпевшего. Иными словами, незаконно непризнанные в качестве потерпевших фактически пострадавшие от преступления лица, вопреки требованиям ст. 52 Конституции РФ, законодательно, но неправомерно лишены доступа к правосудию, поскольку они не считаются самостоятельной стороной в уголовном судопроизводстве.

 

             Российская следственно-судебная практика знает немало случаев необоснованного и незаконного непризнания всех фактически пострадавших от того или иного преступления лиц в качестве потерпевших. И все эти пострадавшие являются процессуально бесправными лицами, поскольку практически не могут пользоваться конституционными гарантиями доступа к правосудию и судебной защиты своих прав и законных интересов в соответствии со статьями 46 и 52 Конституции РФ. В правоприменительной жизни случается и так, что иногда юридически (формально) потерпевшими необоснованно и незаконно признаются лица, которые фактически не понесли никакого вреда, но юридически обладают всеми процессуальными правами потерпевшего и имеют возможность участвовать в уголовном судопроизводстве для достижения каких-то своекорыстных целей.

 

             Естественно, здесь возникает вопрос: как нам разрешить подобную законодательную дилемму, которая подчас вызывает разного рода недоразумения в следственно-судебной практике и способствует, с одной стороны, сокрытию  многочисленных совершённых преступлений и росту уровня латентных  преступлений, а с другой стороны, становится основанием для вынесения разного рода необоснованных и незаконных уголовных процессов и даже обвинительных приговоров? Представляется, что для правомерного выхода из указанного двусмысленного положения было бы правомерно и логично считать, что, если заявившее о совершённом против себя преступлении вменяемое лицо не уличено в качестве ложного доносителя или лжесвидетеля, но только в качестве добросовестного заблудившегося, то такое лицо либо должно быть убеждено правоохранительными органами в своей невольном заблуждении о якобы совершённом преступлении, либо, если правоохранительные органы не смогли убедить его в том, что он добросовестно заблуждается, то оно условно и временно должно быть признано в качестве потерпевшего, наделено соответствующими процессуальными правами и обязанностями для беспрепятственного доступа и участия в уголовном судопроизводстве. При этом, если заявитель о преступлении в конце концов будет признан судом добросовестно заблудившимся, то суд должен вынести в отношении его соответствующее решение-предупреждение о последующем возложении на него всех расходов на дознавательно-следственные и судебные действия, которые были произведены по его инициативе и с его участием. В противном случае любой необоснованный и незаконный отказ дознавателя, следователя, прокурора и суда в возбуждении уголовного дела из-за «добросовестного заблуждения» потерпевшего заявителя не может стать препятствием для его полномерного и активного участия в уголовном процессе в качестве самостоятельной стороны. Кстати говоря, такая мотивация неправомерного отказа от возбуждения уголовного дела и признания фактически или потенциально пострадавшего от преступления лица в качестве потерпевшего под предлогом его «добросовестного заблуждения» стала притчей во языцех для многочисленных представителей российских средств массовой информации.

           Для такого нового порядка беспрепятственного и конституционно гарантированного допуска актуальных и потенциальных потерпевших к правосудию  необходимо, чтобы в действующий УПК РФ были внесены существенные изменения и дополнения. Представляется, что в связи с такой необходимостью часть 1 ст. 42 УПК РФ, в которой даётся законодательное определение понятия «потерпевший», должна быть отредактирована следующим образом: «В качестве потерпевшего должно быть процессуально признан любой человек или юридическое лицо, которому в результате совершения преступления причинён или мог быть причинён физический, материальный или моральный вред. Решение о признании потерпевшим фактически пострадавшего от преступления лица или потенциального потерпевшего должно быть вынесено дознавателем, следователем, прокурором или судом после возбуждения уголовного дела в форме отдельного постановления».

 

             Представляется, что данное авторское определение потерпевшего выгодно отличается от того, которое дано в действующем УПК РФ. Дело в том, что, во-первых, пострадавший (или жертва преступления) автоматически не «является» потерпевшим, а должен быть юридически признана дознавателем или следователем в качестве потерпевшего для получения определённого уголовно-правового положения со всеми вытекающими отсюда его правами и обязанностями; во-вторых, вместо не совсем точного понятия «физическое лицо» лучше в законе указать просто «каждое лицо» (или «каждый человек»), которое, выражаясь научным языком, является не только физическим (материальным), но может быть также духовным лицом; в-третьих, потерпевшим должно быть признано не только то лицо, которому реально уже причинён тот или иной вред, но также и то лицо, которому не причинён фактический вред, но которое узнало и сообщило о преступном реальном приготовлении или покушении на его жизнь, достоинство, честь, здоровье, деловую репутацию и имущество. В противном случае все неудачные, но реальные попытки совершения противоправных и общественно опасных деяний не будут считаться преступлениями, а везучие их потенциальные жертвы – потерпевшими.

 

           В российской следственно-судебной практике нередко отказываются признать потерпевшими тех лиц, которые заявили о попытке совершения против них преступления. Такое нередко бывает в случаях неудачного покушения на убийство, отравление, причинение телесных или имущественных повреждений. Однако жертвы таких преступлений остаются без юридического признания в качестве потерпевших по причине отсутствия реального вреда от попытки совершения преступления. Такое понимание и толкование действующего уголовно-процессуального законодательства не может считаться правомерным и допустимым в российской уголовно-процессуальной практике правоприменения. Представляется, что при предложенном нами законодательном определении понятия «потерпевший» большинство дознавателей, следователей, прокуроров и судей уже не смогут с лёгкостью произвольно сослаться на отсутствие очевидного вреда, который мог бы быть нанесён заявителю в случае неудачно совершенного против него преступления. Точное законодательное определение понятия «потерпевший» может способствовать единообразному пониманию и точному исполнению действующего российского уголовно-процессуального законодательства  со стороны многоразличных дознавателей, следователей, прокуроров и судей независимо от их очевидно различных уровней правосознаний, образовательно-правовой подготовки, общей культуры и положительного опыта работы.

 

             В этом контексте ч. 2 ст. 145 УПК РФ, которая предусматривает возможность отказа в возбуждении уголовного дела, также должна быть  соответствующим образом существенно поправлена. Указанное положение закона, к примеру, может иметь такое содержание: «Если органу дознания, следователю, прокурору не удалось убедить заявителя о совершённом против него преступлении в том, что он добросовестно заблуждается, то они до возбуждения уголовного дела обязаны принять все меры по тщательной проверке представленных заявителем доказательств признаков и следов преступления (сведений, документов, предметов и других вещественных доказательств), произвести необходимое освидетельствование заявителя, а также судебную экспертизу представленных заявителем предметов[11]  для выявления реальных оснований для возбуждения уголовного дела и допуска заявителя к участию в уголовном процессе. Заявитель  предупреждается о том, что после его отказа от признания себя в качестве добросовестно заблуждавшегося, юридического признания его потерпевшим и допуска его к участию в уголовном судопроизводстве, он обязан будет возместить все судебные расходы в случае окончательного судебного решения о его добросовестном заблуждении». В этом случае, если дознаватель, следователь или прокурор всё же не сочли необходимым возбудить уголовное дело, то в своём постановлении они обязаны основательно и подробно мотивировать то, почему результаты освидетельствования заявителя и судебной экспертизы предметов, представленных им в качестве вещественных доказательств факта совершённого преступления (приготовления или покушения), не указывают на признаки того или иного преступления.

 

             Дознаватели, следователи и прокуроры не вправе отказываться от возбуждения уголовного дела и признания заявителя потерпевшим, если они не приняли все возможные меры для производства осмотра места происшествия, освидетельствования заявителя, а также не приняли и не подвергли экспертизе представленные им предметы, которые могут прямо или косвенно указывать на признаки преступления, либо его приготовления или покушения. В противном случае для дознавателей, следователей и прокуроров откроется огромная возможность для произвольного отношения к разного рода заявлениям или сообщениям о преступлениях в зависимости от личности заявителя, предполагаемого преступника и наличия перспективы раскрытия данного преступления. И это именно есть то, что мы сегодня зачастую наблюдаем, когда весомая масса сообщений о совершённых преступлениях либо не регистрируется, либо скрывается и оставляется без должного ответа и хода. 

           

             Представляется, что предложенная нами законодательная поправка может дать истинному потерпевшему конституционно гарантированный каждому человеку реальный доступ к правосудию и судебную защиту в соответствии со статьями 46 и 52 Конституции РФ. Такая поправка к закону может дать реальную возможность фактически или потенциально пострадавшему от преступления лицу участвовать в уголовном процессе и полномерно защищать нарушенные, по его мнению, свои права и законные интересы. С другой стороны, предложенная законодательная поправка может дополнительно стать ещё одним правомерным препятствием для всех ложных доносчиков, которые, кроме установленной Уголовном кодексом РФ юридической ответственности, обязаны будут в конечном итоге  нести также материальную ответственность за необоснованно произведённые  следственные и судебные расходы, если ложность их доноса будет обнаружена на последующих стадиях уголовного судопроизводства.

 

            В соответствии с ч. 8 ст. 42 УПК РФ по уголовным делам о преступлениях, последствием которых явилась смерть лица, права потерпевшего должны переходить к одному из его близких родственников. Представляется, что данное положение неправомерно суживает круг тех лиц, которые могут стать правопреемниками погибшего потерпевшего, так как на иждивении убитого могут находиться несколько нетрудоспособных или вовсе недееспособных людей, престарелых людей или малолетних детей. Разумеется, эта категория пострадавших от совершённого преступления людей имеет право обращаться в суд с гражданско-правовым иском о возмещении нанесённого им ущерба, но всем известно, что гражданский истец не имеет такого объёма процессуальных прав, как потерпевший в уголовном судопроизводстве. Стало быть, количественные и качественные ограничения, установленные в ч. 8 ст. 42 УПК, являются неправомерными и необоснованно ограничивают реальные возможности потерпевших защищать свои права и законные интересы в надлежащей мере.

 

           Этот вопрос необходимо решать не на уровне подзаконных актов или авторитетных комментариев, а на уровне самого действующего уголовно-процессуального законодательства, ибо в противном случае по каждому случаю обнаружения явной законодательной погрешности потерпевшим и их представителям постоянно придётся обращаться в различные судебные инстанции (например, в верховные, конституционные и уставные суды) для правомерного толкования неправомерной буквы закона, что вовсе не будет способствовать своевременной и необременительной защите прав и законных интересов потерпевших. Об одном таком типичном случае, когда Конституционный Суд РФ благовидно загримировал указанное выше положение УПК РФ, говорит А.А. Леви.[12] Дело в том, что 18 января 2005 г. Конституционный Суд РФ вынес постановление, благодаря которому ч. 8 ст. 42 УПК РФ, к сожалению, осталась непоправленной. Представляется, что подобные конституционно-судебные толкования действующего российского законодательства, которые вместо его реального совершенствования лишь ретушируют его недостатки,  не делают чести ни самому законодателю, ни главному органу конституционной юстиции России.

                  Согласно ч. 1 ст. 42 УПК РФ потерпевшими должны быть признаны не только люди или, по выражению законодателя, «физические лица», которым преступлением причинён физический, имущественный, моральный вред, но также и юридические лица, которым преступлением причинён вред их имуществу и деловой репутации. По ст. 53 ранее действующего УПК РСФСР юридические лица не могли быть признаны в качестве потерпевших, хотя преступными действиями вред нередко причинялся также государственным и общественным организациям, предприятиям и учреждениям, которые не могли стать стороной в уголовном судопроизводстве, но только имели юридическую возможность заявлять исковые требования к преступнику - причинителю вреда - в порядке гражданского судопроизводства. В этом смысле новый УПК РФ правомерно и заметно расширил круг лиц, которые могут быть признаны в качестве потерпевших в уголовном процессе и допущены к процессу уголовного правосудия в качестве самостоятельной стороны рассматриваемого дела.

 

               Согласно ст. 48 ГК РФ, юридическим лицом признаётся организация, которая имеет в собственности, хозяйственном ведении или оперативном управлении обособленное имущество, имеет самостоятельный баланс или смету и отвечает по своим обязательствам этим имуществом, может от своего имени приобретать имущественные и личные неимущественные права и обязанности, быть истцом и ответчиком в суде. Юридическими лицами могут быть производственные и потребительские кооперативы, хозяйственные товарищества и общества, государственные и муниципальные унитарные предприятия, общественные и религиозные организации и объединения, благотворительные и иные фонды, ассоциации и союзы, которые объединяют несколько юридических лиц. Юридические лица могут быть признаны в качестве потерпевших не только в случаях нанесения вреда их имуществу, но также их деловой репутации. Под деловой репутацией имеется в виду положительные нематериальные активы конкретного юридического лица.

 

[14] Интересы юридических лиц в уголовном судопроизводстве могут быть представлены адвокатами и другими уполномоченными лицами в соответствии с ч. 1 ст. 45 УПК РФ. В соответствии со смыслом ч. 1 ст. 42 и ч. 1 ст. 44 УПК РФ, в качестве потерпевшего может быть признано также само государство в лице его органов, которые обладают статусом юридического лица. В таких случаях, согласно ч. 3 ст. 44 УПК РФ, интересы государства в суде должны быть представлены и защищены прокурорами посредством предъявления к правонарушителю гражданского иска в уголовном судопроизводстве.

       Подобно положениям международного права[16] действующее российское уголовно-процессуальное законодательство, в частности ст. 52 Конституции РФ и ч. 4 ст. 11 УПК РФ, разделяет потерпевших на две разные категории: лиц, против которых совершили противоправное и общественно опасное деяние обычные, не наделённые властью люди, а также лиц, против которых совершили преступления должностные лица, т.е. управомоченные государством работники органов дознания, предварительного следствия, прокуроры, судьи и прочие государственные служащие. Разумеется, что такая классификация законодателя не является всего лишь академической затеей, но подсказывается различными положениями разных категорий потерпевших.

 

              Лицо не перестаёт быть потерпевшим от того, что преступление против него совершили представители правоохранительных органов: работники милиции, дознаватели, следователи, прокуроры, судьи и т. п. Напротив, таких лиц, которые претерпели от преступлений, совершённых «блюстителями порядка», следовало бы отнести к особому разряду потерпевших, поскольку их необходимо защищать не от простых преступников, но от преступников, облечённых государственной властью, имеющих определённые привилегии или иммунитет от уголовного преследования. Защищать достоинство и права потерпевших от таких «должностных лиц», имеющих склонность и особую безответственность преступать уголовный закон, особенно тяжело, а иногда почти невозможно без очень высокого уровня квалифицированной юридической помощи со стороны профессионального адвоката, имеющего надлежащие связи с соответствующими вышестоящими правоохранительными инстанциями: прокурорами и судьями. Поэтому все потерпевшие  по тяжести их процессуально-правового положения могут быть условно подразделены на две категории: защищаемые представителями правоохранительных органов от обычных преступников и защищаемые адвокатами-защитниками от «должностных лиц», официально представляющих правоохранительные органы. Очевидно, что двойное горе испытывают потерпевшие, которые вынуждены защищаться от преступных намерений и действий самих «правонарушающих правоохранителей».

 

       Всем понятно, что когда потерпевший вместе с представителями правоохранительных органов отстаивает свои права и законные интересы против лиц, которые совершили против него то или иное преступление – это одно дело; совершенно другое дело – когда потерпевший защищает свои права от тех, которые по своему должностному положению обязаны и правомочны защищать его права. Именно поэтому во всех случаях  всем, без исключения, потерпевшим должна быть законодательно гарантирована обязательная и при необходимости бесплатная защита их человеческого достоинства, личной безопасности и конституционных прав, поскольку в противном случае говорить о правовой защите этой категории лиц будет просто несерьёзно.

 

       Здесь закономерно возникает вопрос: как законодательно и практически решить те проблемы защиты прав потерпевших, которых законодатель разделил на две категории: потерпевших от простых преступников и потерпевших от высокодолжностных преступников? Ведь от первых несравненно легче защищаться, нежели от вторых, так как защищаться от одних правоохранителей посредством других правоохранителей – нелёгкая задача, поскольку, как гласит русская поговорка, «ворон ворону глаз не выклюет».

 

               Следует отметить, что жертвами преступлений, которые ежедневно совершаются должностными лицами государства,[17] становятся десятки тысяч граждан России и проживающих в ней иностранцев и апатридов. Жизнь отчётливо показывает нам, что права и законные интересы такой категории жертв преступлений по известным причинам нуждаются в особой защите, поскольку их права нарушаются незаконными действиями правоохранительных органов: милиции, дознания, предварительного следствия, прокуратуры и суда, - которые конституционно призваны защищать эти конституционно гарантированные права человека и гражданина. Жертвы сотрудников правоохранительных органов и судебного произвола являются наиболее уязвимыми жертвами, поскольку их должны защищать «свои от своих», что административно и психологически весьма проблематично. Дело в том, что лица, которые были незаконно или преступно привлечены к уголовной ответственности, арестованы, заключены под стражу, приговорены и осуждены на длительные сроки лишения свободы, редко могут добиться своей реабилитации и получить моральную и материальную компенсацию за причинённый им вред. Ведь действующее российское  законодательство, и тем более правоохранительная практика, обычно именуют все такие преступления, совершённые дознавателями, следователями, прокурорами и судьями, не иначе, как дисциплинарными правонарушениями и судебно-процессуальными ошибками, за которые они фактически не несут серьёзной юридической ответственности. Получается так, что, с одной стороны, лёгкость совершения правоохранителями таких преступлений и, с другой стороны, трудность их раскрытия и наказания сотрудников правоохранительных органов создаёт такое положение, при котором господствует вседозволенность и безнаказанность «оборотней в погонах».

 

            Это, в свою очередь, вызывает отчаянное недоверие простых людей к армии преступников, защищённых «честью мундиров» и коллегиальной взаимовыручкой. Именно такое бедственное положение народа даёт демократам всех окрасов время от времени обвинять российское правительство в неспособности бороться против нарастающего уровня должностных преступлений, в неразвитости гражданского общества в стране, в разделении власть имущих государственных чиновников и простых беззащитных людей на два совершенно разноязычных непримиримых лагеря: лагерь уполномоченных государством преступников и лагерь потенциальных потерпевших, которые не смеют голосить против своих формальных защитников и фактических обидчиков. Законодатель должен предусмотреть несколько иной порядок уголовно-процессуального расследования преступлений, которые совершены работниками правоохранительных органов государства. Представляется, что при расследовании преступных деяний должностных лиц было бы вполне правомерно и целесообразно после возбуждения уголовного дела против «должностных преступников» безотлагательно и временно лишить последних всех их юридических и фактических привилегий, чтобы процессуально уравнять их с обиженными ими потерпевшими в уголовном судопроизводстве. Однако, несмотря на разные категории преступлений, в которых фигурируют совершенно разные правоохраняемый объекты уголовно-правовой защиты, уголовно-процессуальное законодательство России не устанавливает каких-либо особых процедур уголовного судопроизводства в отношении этой категории потерпевших: дознавателей, следователей, прокуроров, судей, судебных приставов и т.п.

 

            В российском уголовно-процессуальном законодательстве вопросы реабилитации жертв должностных преступлений, которые официально именуются «реабилитированными», урегулированы в главе 18 статьями 133-139 УПК РФ. Согласно ст. 133 УПК РФ право на реабилитацию включает в себя право на возмещение имущественного вреда. Под последним подразумевается утеря заработной платы, пенсии, пособия, других средств, которых незаконно был лишён «реабилитированный», т.е. «потерпевший от преступлений правоохранителей» в результате незаконного уголовного преследования, незаконно конфискованное его имущество, расходы на предварительное и судебное следствие и исполнение приговора, расходы за оказание юридической помощи и прочих расходов, устранение последствий морального вреда и восстановление в трудовых, пенсионных, жилищных и иных правах.

 

            Как известно, вред, причинённый в результате противоправного уголовного преследования невинных людей, возмещается государством в полном объёме независимо от вины органа дознания, дознавателя, следователя, прокурора и суда. Здесь-то и раскрывается не совсем приглядная картина, согласно которой «реабилитированные», как ни парадоксально, предстают перед нами в качестве уже «привилегированных потерпевших», которые обладают целым рядом существенных правовых преимуществ и гарантий полного восстановления их нарушенных личных и имущественных прав, которыми не обладают «простые» потерпевшие. Более того, государство всем «реабилитированным» обязывается своевременно возмещать вред в полном объёме независимо от вины работников правоохранительных органов. Естественно, возникают, как минимум, ещё два вопроса: 1. Чем лучше «реабилитированные», т. е. пострадавшие от преступлений должностных лиц государства, по сравнению с «потерпевшими» от преступлений обычных преступников, которым государство не может или не хочет полностью компенсировать причинённый им вред даже при наличии вины обычных преступников? 2. Почему государство готово полностью и своевременно компенсировать причинённый его правонарушающими сотрудниками вред «реабилитированному» независимо от вины своих работников, которые живут за счёт налогов, взимаемых государством у населения, но не готово возместить вред миллионам иных потерпевших, которые хотя и исправно платят эти налоги на содержание правоохранительных органов, но не имеют никаких адекватных гарантий защиты от преступников?

 

            Представляется, что государство должно одинаково справедливо относиться к восстановлению прав своих граждан независимо от того, кто преступлением причинил вред потерпевшим людям: государственные правоохранители или простые преступники. Оно по праву обязано законодательно предусмотреть все гарантии для того, чтобы все «потерпевшие» в равной мере имели свободный доступ к правосудию и получили надлежащую и справедливую компенсацию. Государство обязано