Обстоятельства принятия пакета «помощи» Ельцину осенью 1993-го года дают все основания усомниться в искренности заверений высокопоставленных должностных лиц США о том, что после окончания «холодной войны» приоритетные цели американской внешней политики включали «поддержку России в трансформации ее политических, экономических и социальных институтов» [выделено мной. – А.Д.], если только «трансформация» в данном случае не означает разложение и разрушение. Кто мог всерьез воспринимать характеристику российско-американских отношений (в частности, отраженную в подписанной 14 января 1994 года президентами РФ и США Московской декларации) как «новую стадию зрелого стратегического партнерства, основанного на равенстве, взаимной выгоде и признании национальных интересов друг друга»? В действительности в 1990-е годы основополагающим принципом внешней политики США являлась не поддержка России как таковой, а помощь «реформам» в России, являющимся, по оценке американского Главного контрольно-финансового управления США, «критическими для целей США»[1], не содействие демократизации России и ее движению к правовому государству, а конкретно «помощь российским реформаторам», что отнюдь не одно и то же.

 

Американский канал СNN именно так определил цель визита в Москву Клинтона 12-15 января 1994-го: «Продемонстрировать поддержку Ельцину и реформаторам, перенесшим потрясение в результате победы ультра-националистов и коммунистов на декабрьских выборах в парламент». 

Визит президента одного государства для поддержки группы лиц в другой стране (даже когда эта группа находится у власти) утрачивает характер «государственного» визита, приобретает характер сговора и является вмешательством во внутренние дела такой страны.

 

Точно также, если обращение министра одной страны (А. Козырева) к экс-президенту другого государства (Р. Никсону) с просьбой о помощи в «формулировании/определении национальных интересов России»[2] еще можно рассматривать как чудачество «дорогого Андрея», то критика из уст Козырева в разговоре с тем же Никсоном в феврале 1993-го в адрес посла России в Вашингтоне В.П. Лукина как «некомпетентного» дипломата, не являющегося к тому же – о, ужас! – «истинным другом Соединенных Штатов»[3] (видимо, по сравнению с самим Козыревым) выходит за рамки ябедничества представителю заморского «хозяина» и носит признаки предательства, когда западная перспектива признается стратегически и морально более значимой, чем российская.

 

К слову о «некомпетентности» или, цитируя указ №.1400, «неудовлетворяющем парламентским стандартам качестве работы Верховного Совета и Съезда народных депутатов РФ».  (Кстати, так по-русски не говорят: «неудовлетворяющее стандартам… качество».  Словно плохой перевод с иностранного источника).  Не будем идеализировать оппонентов Ельцина в парламенте и за его пределами.  Первая российская легислатура не была совершенной ни по своей структуре, ни по своему профессиональному составу.  Хотя Съезд народных депутатов РФ был в два раза меньше союзного (1068 депутатов в первом случае и 2250 – во втором), во многом он сохранил черты митинга, а не эффективно работающего механизма. Что, впрочем, само по себе еще не давало основания для его роспуска.

 

Качество работы парламента и его аппарата не отвечали «парламентским стандартам»? Бывало и такое...  Особенно в первый год-полтора после выборов.  Но разве не Ельцин был тогда спикером?  А что, он сам - в должности лидера законодательной, а позже исполнительной власти в стране – вместе со своим окружением больше отвечал «стандартам» и был более компетентен?

 

Характерен эпизод первой встречи Ельцина с Никсоном в марте 1991-го, рассказанный много лет спустя Дм. Саймсом.  Предложив высокому гостю выпить (Никсон отказался), Ельцин огорошил его утверждением о том, что у них много общего, поскольку дед Никсона занимался бизнесом… в Екатеринбурге и мог знать деда Ельцина. «Может быть, мы даже родственники», радостно продолжил российский президент.  Когда Саймс отвел в сторону присутствовавшего при встрече заместителя министра иностранных дел Андрея Федорова и поинтересовался источником столько странной информации Ельцина, всё, что мог ответить обескураженный замминистра: «Убей меня, если я знаю!»[4]  Но ведь кто-то же из «компетентного» окружения Ельцина внушил ему этот бред!

 

В конечном итоге, разве из-за неэффективности и пресловутого «неудовлетворяющего парламентским стандартам качества работы» была распущена и расстреляна законодательная власть в стране или из-за того, что сильный и независимый парламент был последней преградой на пути ельцинской клептократии и фундаменталистов-рыночников?

Наивные души поразились предвзятости западной прессы в освещении недавнего грузино-осетинского конфликта.  А когда она была более объективной? 

 

Да, как подсчитали исследователи, в течение двух лет, предшествовавших американской агрессии против Ирака, Джордж Буш и члены его администрации, по крайней мере, 935 раз публично заверяли соотечественников в наличии у Ирака оружия массового поражения (ОМП), говорили о связях Саддама с «Аль-Каидой» и т. п.  Да, лгали и Буш, и Чейни, и Колин Пауэлл…[5]  Но только благодаря эффективному промыванию мозгов ангажированными корпоративными СМИ, к сентябрю 2003 года 69 процентов американцев уверились в том, что Саддам Хуссейн нес персональную ответственность за события 11 сентября 2001-го; 82 процента стали считать, что Саддам оказывал поддержку Осаме бен Ладену и «сети его террористических организаций».

 

Уже первая статья в «Нью-Йорк таймс» задала тон отношения США к законодательной ветви власти в России.  Верховный Совет и Съезд народных депутатов именовались не иначе как «парламент советского периода» [читай: «коммунистического» периода; для американцев эти слова - синонимы. А.Д.], «избранный по избирательным правилам Коммунистической партии и в целом враждебный реформам г-на Ельцина».  Во второй статье (Сержа Шмеманна в этом же номере газеты) российский парламент уже именовался «консервативной, в основном состоящей из коммунистов легислатурой, перешедшей от политической борьбы к тотальной битве за судьбу России».

 

Еще более однозначные характеристики были даны в тот же день в самой первой редакционной («установочной») статье в “New York Times” с характерным заголовком: «Переворот, осуществленный демократом».  Да, у Ельцина не было «конституционных полномочий» распускать парламент, говорится в первом абзаце статьи.  Но это не страшно!  Ведь этот «откровенный переворот», по мнению редакции газеты, «может содействовать консолидации демократии в России, экономическим реформам» и – почему-то – «более уважительным отношениям с бывшими советскими республиками».  А потому «президент Клинтон был прав, быстро предоставив [Ельцину. – А.Д.] американскую поддержку».

 

Повторив становящийся традиционным набор обвинений и полуправды (Ельцин – «первый демократически избранный президент», а парламент был избран в период «перестройки», к тому же с «обструкционистским руководством» и «враждебным [Ельцину] большинством»; конституция еще «советской эры») редакционная статья добавляет новой лжи. 

 

По утверждению газеты, президентская избирательная кампания 1991 года «представляла собой более полный демократический выбор, чем парламентские выборы 1990 года, на которых многие поддержанные Кремлем кандидаты баллотировались без оппонентов».  В принципе само сравнение президентских и парламентских выборов (не только в России, но и где бы то ни было) с точки зрения их «демократичности» весьма спорно.  А утверждение о безальтернативных выборах для «поддержанных Кремлем», т. е. горбачевским руководством СССР, кандидатов просто не соответствовало действительности.

 

В целом, в освещении событий в России американские СМИ то ли сознательно, то ли от общего невежества допускали немало фактических ошибок.  Так, всё тот же Серж Шмеманн во второй статье в “New York Times” от 22 сентября отнес избрание Ельцина первым «демократически избранным» президентом РФ к 1990-м году (вместо 1991-го), а выборы российского парламента к 1989-му, или «эре Михаила С. Горбачева, когда Коммунистическая партия всё еще была верховным правителем». По словам Шмеманна, избирательные «правила, установленные партией, гарантировали избрание многих коммунистов и крайних националистов, которые при каждом удобном случае блокировали законодательство г-на Ельцина».  То есть в 1990-м году, когда якобы состоялись выборы президента Ельцина, по утверждению Шмеманна, в России уже можно было провести «демократические» выборы?  Действительно, можно было!  Так ведь именно тогда и состоялись выборы народных депутатов России – в марте 1990-го! А за год до них избирались депутаты Союза…  Как гласит американская поговорка, Шмеманн сам себе «выстрелил в ногу».

«Парламент был избран до крушения СССР»,- обличительно вторит Шмеманну корреспондент «Уолл-стрит джорнал».  Да, до крушения.  А президент – в июне 1991-го - нет?

 

И с «крайними националистами» г-н Шмеманн погорячился.  Патриотическая оппозиция как розово-коммунистическому режиму Горбачева, так и радикальным либералам-западникам сахаровского розлива в 1990-м году потерпела поражение.  В депутаты России не были избраны ни Вадим Кожинов, ни Илья Глазунов, ни многие другие представители «русской партии».

В некоторых региональных выпусках газеты от 22 сентября численность Верховного Совета РФ была дана как 25 (!) депутатов[6].  Опечатка или еще одна попытка создать у наивных читателей впечатление, что стоит этих 25 злодеев отстранить от власти и «прогрессивные» ельцинские реформы и дальше пойдут своим чередом?

 

11 октября 1993 г. редакционная статья в газете «Бостон геральд» назвала Верховный Совет России «антидемократическим бастионом старого режима», созданным Горбачевым и «избранным в результате сфальсифицированных [или «подтасованных», rigged. - А.Д.] выборов».

 

Во-первых, к моменту проведения российских выборов как Конституция СССР 1977 года, так и Конституция РСФСР 1978 года лишились нормы знаменитой статьи 6, закреплявшей за компартией положение «руководящей и направляющей силы советского общества, ядра его политической системы, государственных и общественных организаций».  Роль КПСС стремительно сокращалась, и ни в коей мере компартия уже не могла «контролировать» выборы, как раньше.

 

Во-вторых, если во время парламентских выборов на союзном уровне 1989 года часть депутатских мандатов была «зарезервирована» за т. н. «всесоюзными общественными организациями» (самыми крупными из которых являлась КПСС - 100 мест и другие контролируемые ей структуры: профсоюзы – 100 мест, Комсомол, Комитет ветеранов войны и труда, Комитет советских женщин – по 75 мест и пр.), то избирательное законодательство РСФСР не знало такой нормы.

 

Таким образом, ничто не может быть более далеким от истины, чем статья в «Бостон геральд» или «экспертное» заключение профессора русской истории Университета Беркли Мартина Малии, называвшего Ельцина реинкарнацией Петра Первого и утверждавшего, что «сопротивление переменам» [«перемены» - еще один знаковый термин в американском пропагандистском «новоязе»; в данном случае имеется в виду «шоковая терапия». - А.Д.] cконцентрировалось в парламенте, «технически избранном в 1990 году всеобщим голосованием, но в котором примерно треть мест были безальтернативными» (uncontested) [выделено мной. - А.Д.][7]

 

Во-первых, общенародным голосованием избирался не Верховный Совет, а Съезд народных депутатов. Во-вторых, согласно официальным данным, в выборах 4 марта 1990-го на 1068 депутатских мест (900 депутатов избирались в обычных территориальных округах и 168 – в национально-территориальных) баллотировались 6705 кандидатов, что в среднем составляло более шести кандидатов на место.  Но это – в «среднем».  Конкретные цифры были еще более красноречивыми.  Безальтернативные выборы прошли лишь в 33 округах.  В 300 округах на одно место баллотировались более десяти человек, в 24-х - более двадцати!

 

Даже такие авторитетные зарубежные организации как Федеральная избирательная комиссия США и Нью-йоркский комитет юристов за права человека, наблюдатели которых пристально отслеживали ход первых демократических выборов в марте 1990 года, единогласно признали их «самыми свободными за [всю] историю России»[8].  Увы, к сентябрю 1993 года те же самые «наблюдатели» уже предпочитали не вспоминать о собственных оценках.  Конъюнктура сменилась…

Странно, что Мартин Малия не видит разницы между выборами народных депутатов СССР 1989 года и России 1990 года…  Но даже если профессор из Беркли допустил ошибку, то как редакторы-страноведы, вычитывающие каждую букву в столь влиятельной американской газете как «Нью-Йорк таймс», пропустили этот «ляп»?  Что-то здесь не так…

 

Стоит сказать о еще одной странности в работах американских исследователей избирательного права и избирательного процесса в СССР и России того времени.  Фрэнсис Фостер-Симонс, Джон Хазард, Том Ремингтон были правы, когда указывали на присутствие в законе «О выборах народных депутатов СССР» от 1 декабря 1988 г. внутренних антидемократических «фильтров».  Одним из них была уже упоминавшаяся норма о выборах от «общественных» организаций, другим - система «окружных предвыборных собраний».  Согласно статье 38 закона, собрание созывалось окружной избирательной комиссией в случае выдвижения более двух кандидатов в депутаты, предоставляло возможность кандидату выступить с изложением программы своей будущей деятельности, после чего (большинством голосов) могло отказать ему в регистрации.

 

Правильно критиковали западные эксперты эту норму как недемократическую и как потенциальный инструмент в руках партийной власти в стране.  Парадокс заключается в том, что когда эта норма не нашла места в российском законе «О выборах народных депутатов РСФСР» от 27 октября 1989 г. американские эксперты (подчас – одни и те же люди) поменяли свои аргументы на прямо противоположные.  Российская избирательная система, как утверждали теперь советологи, оставалась «недемократической», поскольку ликвидация окружных комиссий привела к появлению многочисленных кандидатов и «избиратели вводились в заблуждение (confused) большим количеством имен в избирательных бюллетенях». 

 

Где тут логика?  О каком «заблуждении» вели речь заокеанские менторы?  Уровень политико-правовой культуры россиян, как свидетельствуют исследования самих американцев[9], ничем не ниже, чем, скажем, в Литве, Венгрии или CША, а уровень образования значительно выше, чем в тех же Соединенных Штатах, «половина взрослого населения» которых, согласно докладу федерального Департамента образования 1993 года, «не могла читать или выполнять простые математические действия» (The New York Times, 14.09.1993).  Почти через 10 лет статистика стала не намного лучше.  В 2002-м году 23 процента взрослых американцев (44 миллиона человек) были «функционально неграмотны», то есть не могли использовать «навыки чтения, письма или счета в повседневной жизни: для заполнения трудовой анкеты, распознания знаков дорожного движения, заполнения бюллетеня для голосования [весьма красноречивая деталь в разговоре о «демократии» в США! А.Д.], чтения газеты, графика движения автобуса или надписи на упаковке».  Для сравнения, в населении Вьетнама «функционально неграмотные» составляют не более 6.7 процента, в населении Хорватии – 1.7 процента (Newsweek International, 30.09.2002). 

 

Столь же неверно утверждение о том, что «буквально каждый опрос общественного мнения в период после апреля» 1993 года свидетельствовал о «почти полной утрате» парламентом и антиельцинской оппозиции «народной поддержки»[10].

Если еще 1 января 1993 года, по результатам опроса, проведенного Всероссийским центром исследования общественного мнения (ВЦИОМ) Юрия Левады, 67 процентов (из 1600 опрошенных) заявляли о доверии и 32 процента о недоверии Ельцину, то к 15 сентября того же года показатели кардинально изменились: лишь 28 процентов «предложили бы избрать Ельцина президентом» и 72 процента были бы против.  Недоверие Ельцину как президенту страны буквально накануне роспуска парламента демонстрировалось практически всеми возрастными, социальными, этническими и образовательными группами: от старших возрастных групп (60 и старше – 71 процент) до младших (от 18 до 24 лет – 75 процентов), от лиц с высшим образованием (66 процентов) до имеющих начальное или неполное среднее (73 процента), от русских (71 процент) до евреев (91 процент), от предпринимателей (54 процента) до военнослужащих (78 процентов).

 

Для сравнения, в аналогичном опросе, проведенном 30 апреля 1993 года, вопрос был поставлен о доверии вице-президенту Руцкому.  Его деятельность была оценена как «очень хорошая», «хорошая» и «удовлетворительная» 43 процентами респондентов (2%, 12% и 29%  соответственно), при 33 процентах считавших ее «неудовлетворительной» и 24 процентах, затруднившихся с ответом.

Таким образом, утверждение «Нью-Йорк таймс» не просто ошибочно.  По мнению американского политолога Арчи Брауна, одной из причин, «подтолкнувших» Ельцина к «принуждению» в борьбе с парламентом, явилась именно недостаточная поддержка со стороны населения, о чем убедительно свидетельствовали результаты опросов[11].

 

Выводы американских СМИ?  «У г-на Ельцина было мало выбора.  Альтернативой [перевороту. – А.Д.] было позволить парламенту похоронить всякую надежду на реформы».  Поддержавшее Ельцина руководство Министерства обороны, прогнозирует редакция газеты, «будет прислушиваться к реакции из-за рубежа, особенно из Вашингтона».  А потому реакция Вашингтона должна быть однозначной.  Ведь «легислатура утратила свое право на легитимность».  «Адвокаты свободы могут пожелать ему [Ельцину. – А.Д.] удачи»[12].

 

Депутаты внеочередного Съезда народных депутатов не просто аплодировали избранию А. Руцкого и.о. президента России, а «дико» аплодировали.  Как еще можно было охарактеризовать Руцкого (и напугать американских читателей), кроме того, что он «герой афганской войны» и «открытый сторонник восстановления Советского Союза»?  Кто еще мог прийти к зданию Верховного Совета на Краснопресненской набережной сразу после телевыступления Ельцина, кроме «нескольких сотен яростных твердолобых коммунистов»?  «Несколько тысяч» - поправляет Шмеманна не только «Уолл-стрит джорнал» (22.09.1993), но и коллега Шмеманна Эрлангер, но тут же утверждает, что «несколько тысяч протестующих» состояли «в основном из коммунистов».  Что, он у них партбилеты проверял?  Общеизвестно, что среди защитников Верховного Совета были представители всех социальных групп и слоев.  Среди тех, кто пришел к Белому дому уже вечером 21 сентября были социал-демократы и экологи.  Среди защитников Горбатого моста были панки.  У стен Белого дома стоял Егор Летов...

 

Какого еще решения можно было ожидать от Конституционного Суда РФ, если его председатель «давно был откровенно враждебен г-ну Ельцину»?  Спикер парламента и лидер антиельцинской оппозиции Руслан Хасбулатов – лукавый, хитрый, скользкий, не заслуживающий доверия тип (Шмеманн).  Действия Ельцина по разгону законодательной ветви власти «с правовой точки зрения сомнительные»?  Ничего страшного!  Ведь «российская конституция основывается на советской коммунистической конституции брежневской эры»[13].  Конгрессмен Соломон пошел еще дальше и назвал конституцию РФ 1978 года «изначально разработанной Иосифом Сталиным».  О том, что российским парламентом в период 1990-93 гг. было принято порядка 340 конституционных поправок, сделавших текст основного закона не имеющим почти ничего общего с оригиналом, читателям газеты и коллегам-конгрессменам сообщать было излишне.

 

В своих воспоминаниях бывший технический помощник по исследованиям Збигнева Бжезинского в Колумбийском университете Джордж Стефанопулос вообще не упоминает указ No.1400 и говорит лишь, что «старорежимные коммунистические противники Бориса Ельцина забаррикадировались в российском парламенте»[14].  Американскому читателю, редко обремененному долгой памятью, остается только гадать столь странному поведению антиельцинской оппозиции…

 

Лукавством отличаются мемуары самого Билла Клинтона.  Говоря об августовском путче, когда Горбачев был взят «под домашний арест на летней даче на Черном море заговорщиками», он пишет о Ельцине, который «забрался на танк» и «призвал русский народ защитить с трудом завоеванную демократию».  Вроде бы, всё правильно.  Сделал это Ельцин «перед российским Белым Домом, зданием парламента, осажденном заговорщиками».  Для нас и здесь всё памятно и понятно.  Но поскольку уже в следующем абзаце Клинтон пишет о «реакционных элементах» в «Думе», выступающих против Ельцина и «стремящихся к восстановлению старого порядка или в равной степени подавляющем новом [порядке], основывающемся на ультра-национализме», у неискушенного американского читателя возникает полное представление о Верховном Совете РФ как о бастионе тех самых «заговорщиков» августа 1991-го[15].

 

А вот просто перлы двойного стандарта, столь характерного для американской советологии.

Ричард Пайпс из Гарварда в октябре 1993 года писал, что мы, русские, как попугаи повторяем «западные слова, которые имеют очень слабое отношение к [российской] действительности». «Такие понятия как «парламент», «конституция», «суд» могут звучать похоже, но в России институты, называемые данными терминами, практически неузнаваемы для привыкших к Западной демократии» (Boston Herald, 11.10.1993).  Ну а потому, зачем волноваться, что Ельцин расстрелял парламент, растоптал конституцию, прервал (почти на полтора года) работу Конституционного суда. Все «окей»!

 

С Пайпсом все понятно.  Его имя давно стало нарицательным не только для многих российских, но и американских ученых.  Показательно, например, что Марк Шефтел, заслуженный профессор Вашингтонского университета и автор фундаментального исследования русской конституции 1906 года, не только не привел ни одной цитаты из Пайпса, но даже ни разу не упомянул его имени в своей 500-страничной работе, включая ее последний раздел, посвященный исключительно обзору основных американских и зарубежных исследований по истории России конца XIX - начала ХХ в.[16]

Впрочем, не будем уподобляться американцам и демонизировать оппонентов, ведь народных депутатов страны называли «защитниками Конституции – той, сталинско-брежневского покроя» не только заокеанские русофобы, но и отечественный пропагандист Отто Лацис[17].

 

Первый демократически избранный российский парламент назывался не иначе, как «антидемократической, антизападной, антирыночной, антисемитской» «красно-коричневой коалицией» (CRS Report for Congress, 93-884 F, 06.10.1993), «националистически-коммунистическим блоком» (The Boston Globe, 23.09.1993), «националистической, крипто-советской оппозицией» (The New York Times, 24.10.1993), «бандой коммунистических аппаратчиков» (The New York Times, 30.09.1993), «бандой коммунистов и фашистов» (The Boston Globe, 30.09.1993) и даже «коммунистическими фашистами [именно так: «коммунистическими фашистами». – А.Д.], маскирующимися под парламентариев» (The Boston Globe, 06.10.1993).

 

Прежняя Конституция России характеризовалась как «фарсовый документ» (Portland Press Herald, 06.12.1993) и «фундаментальная проблема России до декабря 1993 года» (Foreign Affairs, No.5, 1994). Защитники Конституции соответственно объявлялись «странным альянсом старых коммунистов, националистов, монархистов и антисемитов» (The Spectator, No.8622, 09.10.1993). Интересно, к какой из этих категорий относился, например, секретарь Конституционной комиссии, социал-демократ, а ныне Президент Фонда конституционных реформ Олег Румянцев, в 1990 году названный Дэвидом Ремником в «Вашингтон пост» «российским Джеймсом Мэдисоном»?

 

Само же противостояние между режимом Ельцина и его оппонентами подавалось не иначе, как конфликт между «демократией» и «демонами», как гласил заголовок редакционной статьи, вышедшей в «Бостон глоуб» в день парламентских выборов в России 12 декабря 1993 года.

 

Даже такая авторитетная служба, как Исследовательская служба Конгресса США (CRS), декларирующая непредвзятость и беспристрастность как основу своей деятельности, в своем докладе «Ельцин и Съезд народных депутатов России: последствия и значение для интересов США» сводила суть разногласий между ветвями власти до примитивного клише: «Депутаты... 87 процентов которых во время их избрания в марте 1990 года являлись членами Коммунистической партии, были озабочены сохранением своих законодательных постов... и блокированием реформ, угрожающих их карьере и статусу»[18].  Два термина являются «знаковыми» в приведенной цитате, действующими на американцев по принципу «узнавания»: «коммунистический» и «реформа».  И ни слова о том, что Ельцин и его правительство в такой же (если не в большей) степени имели «коммунистическое» происхождение, что и Съезд народных депутатов, или о том, какие именно «реформы» блокировались депутатами Верховного Совета.  Трудно характеризовать содержащиеся в докладе выводы иначе как провокационную попытку еще за несколько месяцев до ельцинского указа No.1400 – в декабре 1992-го - «подсказать» членам Конгресса, какую именно позицию им следует занять по отношению к представительной власти России.

---

[1] Cм.: Foreign Assistance. Harvard Institute for International Development’s Work in Russia and Ukraine (Washington, U.S. General Accounting Office: November 1996). P. 2.

[2] Dimitri Simes, After the Collapse: Russia Seeks Its Place as a Great Power (New York: Simon & Schuster, 1999). P.19, 212.

[3] Ibid. P. 204.

[4] Ibid. P. 89.

[5] Американцы не были одиноки. «Разведывательное досье» премьера Великобритании Тони Блэра о наличии у Ирака ОМП, на которое в своем докладе на заседании Совета Безопасности ООН 5 февраля 2003 г. ссылался госсекретарь США Пауэлл, оказалось компиляцией трех ранее опубликованных в открытой печати работ.  Причем компиляцией, не только сделанной без ведома и согласия авторов работ и не называющей их имен, то есть откровенным плагиатом, но и настолько грубой, что в ней была воспроизведена опечатка, допущенная одним из авторов, аспирантом из Калифорнии.  (Подробнее см.: Домрин А. Праздник невыученных уроков на Даунинг-стрит, 10. Для начала войны с Ираком все средства хороши // Представительная власть – XXI  век: законодательство, комментарии, проблемы. No.6, 2003. C. 42-43).

[6] Serge Schmemann, “Showdown in Moscow; Yeltsin and Legislature Act to Oust Each Other; Clinton Backs President”, The New York Times. 22.09.1993.

[7] Martin Malia, “Reinventing Peter the Great”, The New York Times, 12.12.1993.

[8] См.: Human Rights and Legal Reform in the Russian Federation (New York: Lawyers Committee for Human Rights, March 1993). P. 45.

[9] Cм., например: William M. Reisinger, Arhur H. Miller, Vicki L. Hesli, “Russians and the Legal System: Mass Views & Behavior in the 1990s”, Journal of Communist Studies and Transition Politics, vol. 13, no.3, September 1997. P. 24-55.

[10] “Russia: A Democrat’s Coup” (Editorial), The New York Times. 22.09.1993.

[11] Archie Brown, “The October Crisis of 1993: Context and Implications”, Post-Soviet Affairs, vol.9, no. 3, July-September 1993. P. 188.

[12] “Russia: A Democrat’s Coup” (Editorial), The New York Times. 22.09.1993.

[13] Serge Schmemann, “Showdown in Moscow; Yeltsin and Legislature Act to Oust Each Other; Clinton Backs President”, The New York Times. 22.09.1993.

[14] George Stephanopoulos, All Too Human. A Political Education (Boston—New York—London: Little, Brown and Company, 1999). P. 210.

[15] Bill Clinton, My Life (New York: Alfred A. Knopf; 2004). P.503-4.

[16] Marc Szeftel, The Russian Constitution of April 23, 1906. Political Institutions of the Duma Monarchy (Bruxelles: Les Editions de la Librairie Encyclopedique, 1976).

[17] См.: Отто Лацис. Наше прошлое всё темнее // Русский курьер, 19.09.2003. С. 13.

[18] Jim Nichol, Yeltsin and The Russian Congress of People’s Deputies: Outcome and Implications for U.S. Interests (CRS Report for Congress, 92-988 F, 30.12.1992). P. 1.