Очевидным для многих учёных и политиков является важность проблемы достижения одновременно цели сохранения единства любого государства как многосоставного, многонационального сообщества и целей реформирования и демократизации экономики, социальной и политической сфер, а также межнациональных отношений. Как показал исторический опыт, создание, институционализация и сохранение демократической системы, хотя и трудное, но вполне возможное дело. Здесь центробежные тенденции уравновешиваются установками на взаимодействие, солидарность, терпимость, достижение взаимоприемлемых решений и т.д.
Для этого прежде всего необходимо разработать и реализовать такую национальную политику, которая основывалась бы на двуединой стратегии как обеспечения прав всех народов, так и всемерного содействия факторам и тенденциям, обеспечивающим их солидарность и единство в рамках самой государственности.
В плюралистических или многосоставных обществах, к каким относится и Дагестан, чем откровеннее власть одного или двух-трех сегментов, тем сильнее угроза целостности и благополучию системы, поэтому, с позиции сторонников федерализации Республики Дагестан одним из наиболее приемлемых и перспективных путей решения национального вопроса в сочетании с радикальной перестройкой политической системы в Республике Дагестан автору видится в введение элементов так называемой консоциативной, или сообщественной демократии, которая в ряде стран уже продемонстрировала свою эффективность.
Американский политолог А. Лийпхарт выделил четыре принципа сообщественной демократии: реализация власти с помощью "большой коалиции" политических лидеров всех значительных сегментов многосоставного общества; взаимное вето или правило "совпадающего большинства", выступающее как дополнительная гарантия жизненно важных интересов меньшинства; пропорциональность политического представительства, назначений на должности государственной службы и распределения общественных фондов; высокая автономность каждого сегмента в осуществлении своих внутренних дел. Главной особенностью сообщественной демократии в отличие от конкурентного типа демократии, в котором политические лидеры разделены на правительство, парламентское большинство и влиятельную оппозицию, является то, что политические лидеры всех основных сегментов совместно управляют страной в рамках большой коалиции, пользующейся поддержкой не просто большинства, а подавляющего большинства населения. Иначе говоря, она предполагает отклонение от правила правления большинства в чистом виде. Подобная большая коалиция и воля подавляющего большинства населения предполагают умеренность позиций и готовность к компромиссу со стороны элит всех сегментов, а в случае с Республикой Дагестан всех национальных сообществ.
Принцип большой коалиции дополняется правом любого входящего в нее меньшинства налагать вето на решения, которые не отвечают его интересам и подрывают гарантию его безопасности. Как отмечал Ж.-Ж.Руссо, чем серьезнее и важнее принимаемые решения, тем ближе должно быть к единодушию преобладающее мнение. Это особенно актуально применительно к многосоставным, многонациональным обществам. Право вето дает каждому сегменту или этнической группе чувство уверенности, что он служит фактором, предотвращающим конфликты и борьбу между различными сегментами за господство, а также фактором устремления к сепаратизму. Судя по опыту традиционных сообщественных демократий все сегменты заинтересованы в жизнеспособности и эффективности функционирования системы, поэтому каждое из меньшинств не будет злоупотреблять правом вето - в противном случае неизбежны тупик и иммобилизация системы.
Принцип пропорциональности противоположен принципу "победитель получает все", поскольку должности в системе государственной власти и финансовые ресурсы распределяются пропорционально весу и численности сегментов. Иначе говоря, все сегменты оказывают на принятие решений влияние, пропорциональное своей численности. В большой коалиции или в принимающих решения органах, все сегменты представлены пропорционально их численности. При наличии малых меньшинств их права обеспечиваются сознательно завышенным представительством.
В сфере своих исключительных интересов каждый сегмент пользуется самой широкой автономией, не только национально-культурной, но и национально-территориальной. Он делегирует полномочия центральному правительству по всем вопросам, затрагивающим все политическое сообщество, в нашем случае - весь Дагестан. В данном случае природе сообщественной демократии вполне соответствует то, что она (по крайней мере в своей начальной фазе) делает многосоставное общество еще более неоднородным. Смысл ее не в устранении и не в ослаблении противоречий между сегментами, а в их открытом признании и превращении в конструктивные элементы стабильной демократии.
Такой подход основан на осознании важности и значимости проблемы достижения одновременно цели сохранения единства Республики Дагестана как многосоставного, многонационального сообщества и целей реформирования и демократизации экономики, социальной и политической сфер, а также межнациональных отношений. Для этого необходимо, с одной стороны, признание существования в Дагестане исторически сложившихся народов со своими языками, культурами, традициями, территорией, специфическими для каждого из них национальными интересами и т.д. С другой стороны, необходим учет того непреложного факта, что эти народы исторически, а также в связи с современными социальными, экономическими, политическими и иными факторами буквально принуждены жить в пределах единой республики.
Эти цели можно реализовать лишь путем предоставления каждой, во всяком случае крупной, этнической группе (их в Республике Дагестан всего 5-6) в сфере ее исключительных интересов самой широкой автономии, не только национально-культурной, но и национально-территориальной. Каждая из них делегировала бы полномочия центральному правительству по всем вопросам, затрагивающим все политическое сообщество, в нашем случае – вся Республика Дагестан. Смысл этой системы не в устранении и не в ослаблении противоречий между отдельными народами, а в открытом их признании и превращении в конструктивные элементы стабильной демократии.
Разумеется, это схема, но она позволяет увязать интересы федерального, республиканского и в случае с Дагестаном - этнического уровня. Необходимо учесть, что в любой модели демократического устройства Республики Дагестан на первое место выдвигается проблема национального устройства, что невозможно без демократизации в сфере межнациональных отношений. В этом смысле каждому народу Республики Дагестан должен быть представлен статус "народа - субъекта республики", статус, гарантированный соответствующими конституционными актами. Тем самым было бы обеспечено предоставление реального равенства всем этническим группам путем конституционного закрепления за каждой из них статуса субъекта дагестанской государственности.
Такая постановка вопроса в принципе предполагала бы пересмотр структуры законодательной и исполнительной ветвей власти с учреждением парламентской республики с двухпалатным парламентом.
Требование реализации права каждого народа на самоопределение отнюдь не означает приверженность идее создания независимых мононациональных государств в ущерб интересам других народов Республики Дагестан. При этом следует особо подчеркнуть, что автономизация, как это представляют авторы, близкие к официальным кругам, не ведет к развалу республики, поскольку самоопределение лезгинского, равно как и других народов Республики Дагестан, предполагается в рамках единого Дагестана в составе Российской Федерации.
При этом необходимо учесть, что в силу целого комплекса причин в настоящее время не все в Республике Дагестан всерьез воспринимают идеи автономизации и децентрализации. Многие просто не понимают сути этих феноменов. Тем более, что официальная пропаганда любые доводы в пользу децентрализации или автономизации расценивает как сепаратизм и путь к неизбежному развалу Республики Дагестан, его ликвидации в качестве целостного государственного образования. Порой сторонники федерализации Республики Дагестан подвергаются ожесточенным нападкам со стороны официальных властей и подотчетным им средствам массовой информации. Даже звучат требования о привлечении сторонников федерализма правоохранительными органами к ответственности.
Но ничто не может быть дальше от истины, чем подобные доводы. Об этом свидетельствует, например, тот факт, что подавляющее большинство представителей лезгинской интеллигенции, отстаивая цель воссоединения народа путем восстановления или создания национальной государственности, отнюдь не вынашивают какие бы то ни было сепаратистские планы, поскольку почти все лезгины однозначно считают себя гражданами Российской Федерации и именно с ней связывают свои судьбы и перспективы. Такие же устремления характерны и для большинства лезгин, проживающих в Южном Лезгистане, который волей судеб стал называться Северным Азербайджаном.
В постановке вопроса о децентрализации и автономизации не следует усматривать козни неких сил, во что бы то ни стало стремящихся к развалу Республики Дагестан. Такой путь развития государственности предусмотрен как международными, так и российскими правовыми нормами.
При этом нельзя не обратить внимание на тот факт, что административно-территориальная структура Северного Кавказа, сложившаяся после реабилитации репрессированных народов, приобрела тот облик, который она сохраняла вплоть до конца перестройки. Его можно охарактеризовать как сочетание автономных образований, различных по своему статусу и количеству титульных этносов (один, два, множество). Само существование двуэтничных автономий являлось профанацией этнической субъектности. С одной стороны, формально соблюдался принцип национально-государственного самоопределения обоих этносов, с другой - между ними устанавливались отношения полуофициальной соподчиненности. Это никак не сообразовалось с тезисом о национальном равноправии.
Из Концепции государственной национальной политики Российской Федерации вытекает идея о том, что все народы России являются государствообразующими. Формально Концепция государственной национальной политики Российской Федерации позволяет Республике Дагестан гармонично вписаться в российскую государственность, сохранив при этом свои государственные институты, национальную самобытность, свою геополитическую, экономическую и культурно-историческую специфику. К тому же в Концепции заложена идея о том, что все народы России являются государствообразующими. Эта позиция особенно значима для Республики Дагестан, где, во всяком случае в теории, отсутствует какой-либо один титульный или государствообразующий народ.
В соответствии с данной идеей, предоставление элементов государственности тем или иным народам, даже тем, численность которых не превышает 50 тыс. человек, считается не противоречащим Конституции Российской Федерации. В данной связи уместно упомянуть, что в процессе реформирования Российской Федерации уже были прецеденты с вычленением ряда республик с населением, численность которого значительно меньше численности ряда дагестанских народов (аварцев, кумыков, лезгин, даргинцев), в качестве самостоятельных субъектов Российской Федерации. После распада Советского Союза они добились изменения своего административного статуса. Так, из состава Хабаровского края вышла Еврейская автономная область, из Ставропольского края - Карачаево-Черкесская Республика и др. Но некоторые из них обладают довольно неопределенным правовым статусом, порождающим порой сложные коллизии. Верно, что в соответствии с конституцией они признаются равноправными субъектами Российской Федерации, правомочными вступать в прямые взаимоотношения с центром. Но в то же время они в границах другого субъекта. Речь идет, например, о Республике Хакасии, Ямало-Ненецком автономном округе. Показательно, что ряд коренных народов, проживающих в автономных округах, на момент предоставления им автономии находились в меньшинстве в составе населения соответствующих округов. Так, в Чукотском автономном округе, входящем в Магаданскую область, чукчей было всего 11 001 человек, эвенов - 1061, русских – 70 531, украинцев – 10 393; а в Эвенкийском автономном округе, входящем в состав Красноярского края, эвенков насчитывалось всего 3207 человек, русских - 7732, якутов - 781. Очевидно, что численность народов этих государственных образований значительно меньше численности ряда дагестанских народов (аварцев, лезгин, даргинцев, кумыков, лакцев), каждого в отдельности, и ничего страшного с точки зрения целостности России ничего не произошло.
Следует отметить, что проблема политического самоопределения народов всегда была ключевой для Северного Кавказа. Но тем не менее, нельзя отрицать и тот факт, что процессы консолидации большинства коренных народов региона начались и интенсифицировались именно с вхождением в состав Российской Империи. Показательно, что сам Северо-Кавказский край, образованный в 1924 году, имел сложную многоуровневую территориальную структуру и включал в себя разнородные административные единицы: области (Донская и Кубано-Черноморская), губернии (Ставропольская и Терская), национальные автономные области (Карачаево-Черкесская, Адыгейская, Чеченская, Кабардино-Балкарская, Ингушская и Северо-Осетинская), автономные города (Грозный и Владикавказ), Сунженский округ, обладавший автономным статусом, а также Дагестанскую АССР. Второй уровень территориальной организации составляли административные единицы уездного масштаба, в числе которых были округа (русские и национальные), уезды, отделы, национальные районы. В дальнейшем административное деление края неоднократно перекраивалось, что во многом препятствовало выделению специальных национальных автономных республик, которые оформились лишь в 30-х годах ХХ столетия. Результатом этих территориальных перестроек стала реализация концепции так называемой этнической разностатусности. Появилась группа автономных образований "низшего звена" - национальные округа, районы и сельсоветы, связанные со сферой локально-хозяйственных, бытовых или культурных потребностей населения. В 1936 году начинается конструирование национально-государственных образований республиканского статуса. В результате основу административной структуры Северного Кавказа составили четыре автономные республики - Дагестанская, Чечено-Ингушская, Северо-Осетинская и Кабардино-Балкарская. Были образованы также три автономные области, находившиеся в краевом административном подчинении (Карачаевская, Черкесская, Адыгейская), и Шапсугский национальный район.
В Карачаево-Черкесии за короткий срок было «провозглашено» пять республик: Карачаевская, Черкесская, Урупско-Зеленчукская, Баталпашинская и Абазинская. Как в Карачаево-Черкесии, так и в Кабардино-Балкарии готовность к территориальному разделу изъявляли оба титульных этноса, однако их мотивы были различны. Изначальная инициатива исходила от балкарцев и карачаевцев, которые, будучи репрессированными народами, рассматривали свое самоопределение как составную часть государственно-правовой реабилитации. На общем региональном фоне особо выделяется Республика Ингушетия. Ее образование нарушило государственно-политическую преемственность в развитии северокавказских автономий.
Но при всем том ничего с точки зрения целостности России не случилось. В данном контексте небезынтересен тот факт, что Монако с населением в 30 тыс. человек и территорией в 1,9 кв. км и Лихтенштейн с населением в 24 тыс. человек и территорией 157 кв. км являются субъектами международного права и членами ООН. С учетом этих и других подобных фактов, возникает вполне резонный вопрос, почему дагестанские народы, насчитывающие не десятки, а сотни тысяч человек, не вправе создавать свои автономии.
Под автономизацией подразумевается прежде всего деконцентрация властных полномочий, т.е. максимальное расширение прерогатив и полномочий представительной и исполнительной ветвей властей местного и районного уровней, и децентрализация, т.е. разгрузка центра и создание новых субцентров в рамках единого политического образования, с рассредоточением властных полномочий. Иными словами, децентрализация или автономизация ни в коей мере не могут служить фактором фрагментации или распада государства по той простой причине, что в конечном счете каждая самоуправляющаяся община, каждый район, каждая автономия при всем стремлении к самостоятельности при решении тех или иных вопросов кровно заинтересованы в укреплении единой государственности, поскольку качество и уровень жизни людей в основополагающих аспектах зависят от уровня экономического, социального и политического развития всей страны.
В рассматриваемом плане для дагестанских реальностей наиболее приемлем принцип субсидиарности, предусматривающий делегирование в центр так называемых остаточных полномочий, касающихся довольно ограниченного круга проблем, решение которых не под силу местным и районным властям и необходимо на общедагестанском уровне. Все те вопросы, которые местные власти способны решать на месте без вмешательства республиканских властей, должны оставаться в их компетенции. На первом месте среди этих полномочий и прерогатив должно быть право местных властей принимать в соответствии с Конституциями РФ и РД властные решения по ключевым вопросам политической и социальной организации на местах, включая сбор части налогов в местную казну и формирование местного бюджета.
В противном случае имеется такая аномальная ситуация, при которой приоритет решения вопросов электрификации, газификации, телефонизации, строительства автодорог, благоустройства приоритет по прихоти первых лиц республики, бессменно являющимися представителями одних и тех же двух-трех этносов, отдается районам, не наделенным природой сколько-нибудь значительными земельными угодьями, пригодными для эффективного ведения сельского хозяйства, и другими экономическими преимуществами путем постоянного выкачивания для них средств из других наиболее перспективных с точки зрения экономического развития районов Южного Дагестана и равнинной части Республики Дагестан, хотя многие из них финансируются по остаточному принципу и этим постоянно ущемлются их интересы.
Создается чрезвычайное переплетение проблем, что, по сути, делает практически невозможным рассмотрение и решения проблем какой-либо одной национальности вне связи с другими народами, тем за счет других народов.
В данном весьма деликатном вопросе нельзя допустить каких бы то ни было односторонних решений, ущемляющих интересы одной из сторон, необходимы неустанные поиски приемлемых для всех заинтересованных сторон мирных путей его решения, крайняя осторожность, такт и максимальный учет интересов всех заинтересованных этносов.
В «Основных положениях региональной политики Российской Федерации», утвержденных Указом Президента Российской Федерации № 803 от 3 июня 1996 года, не без основания говорилось о необходимости сбалансированного развития централизации и децентрализации в процессе государственного строительства, о том, что децентрализация властной системы выгодна центру, поскольку устраняет необходимость решения многих проблем, которые можно решать на местах местными властями.
Как показывает мировой опыт, любая форма децентрализации не только не означает подрыва единства государства, но и служит фактором, укрепляющим это единство.
Для правильного понимания данной проблемы необходимо рассмотреть вопрос о соотношении формы государственно-административной системы и политической демократии. Не может не обратить на себя внимание тот факт, что в своем подавляющем большинстве современные федеративные государства являются одновременно демократическими. Не случайно американский политолог И.Дючесик отмечал, что федерализм представляет собой «территориальное выражение внутреннего кредо демократии».
Если политическая демократия определяет системные характеристики государственно-политического устройства, то принципы федерализма служат краеугольной основой территориально-административного устройства демократического государства. Здесь горизонтальное разделение власти на три равновеликие ветви власти - законодательную, исполнительную и судебную сочетается с вертикальным разделением властных полномочий между различными уровнями власти. Этот аспект получил отражение в ст. 1 Конституции Российской Федерации: «Российская Федерация - Россия есть демократическое федеративное правовое государство с республиканской формой правления».
Стало быть, Россия - государство, во-первых, федеративное, во-вторых, правовое и, в-третьих, с республиканской формой правления, поэтому можно говорить о существовании в России либерально-демократической федеративной политической системы.
Особенность федеративного государства состоит в том, что так называемые общая воля или общий интерес, объединяющие всех граждан в единое государственно-политическое целое, складываются из двух равновеликих источников: волеизъявление всех граждан страны и волеизъявление государственно-политических образований или регионов, составляющих данную Российскую Федерацию. Этот аспект особенно актуален в многосоставных, прежде всего в многонациональных государствах.
Государственное устройство унитарного типа в силу своей жестко структурированной централизованной системы принятия решений не способно в должной мере учитывать многообразие социально-экономических, этнических и иных факторов и, соответственно, гибко и оперативно реагировать на проблемы, возникающие в регионах и на местах. Как справедливо указывал В. Дзодзиев, «жестко централизованные формы территориального устройства имеют меньше возможностей для реализации этой функции демократической государственности, что может вызвать недовольство соответствующих групп населения».
С данной точки зрения, преимуществом федеративного устройства является то, что оно предоставляет условия для обеспечения социального, экономического, политического, культурного единства страны с разными, природно-географическими и хозяйственными условиями, многонациональным составом и другими признаками, которые трудно поддаются эффективному управлению из центра. Это дает возможность субъектам Российской Федерации оперативно реагировать на изменяющиеся условия жизни на местах, гибко и эффективно руководить социальными и политическими процессами.
Разумеется, федеративное устройство оптимально подходит для крупных государств с большой территорией и разнообразием природно-географических и иных факторов. Однако, как отмечал американский политолог И. Дючесик, «критерий эффективности управления большими территориями с равным успехом можно применить и при обосновании целесообразности децентрализованных систем, а поскольку с проблемами приспособления к особым условиям регионов, поощрения местных инициатив, компетентности и ответственности сталкивается любое правительство как в унитарных, так и в федеративных государствах».
Особенность федеративного государства в отличие от унитарного состоит в том, что разделение власти на три ветви по горизонтали, т.е. на каждом из отдельно взятых властных уровней - федеральном, региональном и местном дополняется так называемым вертикальным разделением властных функций между различными уровнями власти. Тем самым федерализм обеспечивает расширение и углубление демократии. Иначе говоря, федерализм и политическая демократия теснейшим образом связаны между собой, в федеративном государстве они немыслимы друг без друга. Симптоматично, что в подавляющем большинстве современных федеративных государств господствуют демократические режимы. Как отмечают исследователи, федерализм и демократия всегда шли и идут рука об руку.
Об обоснованности данного тезиса свидетельствует тот факт, что в последние несколько десятилетий многие унитарные государства встали на путь децентрализации, которая, по сути дела, стала общемировой тенденцией. Усилия по децентрализации предприняты в таких унитарных государствах, как Франция, Италия, Великобритании и других, в которых органам местного самоуправления передан значительный круг властных полномочий и функций.
Это дает им возможность оперативно реагировать на изменяющиеся социально-экономические, политические и иные реальности и учитывать их при принятии соответствующих решений. Наиболее сильно эти процессы развиты в Бельгии, которая в течение буквально двух-трех десятилетий из унитарного государства превратилась в федеративное, и в Испании, которая находится на пути превращения в фактическую федерацию. Именно на путях предоставления провинциям широких полномочий этим государствам удалось сохранить свою целостность, социальный и межнациональный мир.